Пять лет в браке, а я так и не могу зачать ребёнка

Прошло два месяца после того дня, как Елена и Виталий подали заявление. Она не знала, счастлива ли она или просто бежит от одиночества. На работе всё было как обычно — отчёты, совещания, звонки. Только внутри поселилась тихая, тревожная буря. По ночам она прокручивала в голове разговор с бывшей свекровью: «Юленька беременна… три месяца…». Эти слова жгли душу, как раскалённое железо.

— Почему так несправедливо? — шептала она себе в подушку. — Почему ей досталось всё — и муж, и ребёнок?

Виталий же был спокоен, надёжный, почти отцовский. Он не осыпал её цветами, не говорил пылких признаний, но приносил тёплый хлеб, когда она забывала поесть. Он приезжал вечером, садился на её кухне, рассказывал о двойняшках — Саше и Грише, — и всегда смотрел с ожиданием в глазах, будто боялся, что она в последний момент скажет “нет”.

— Лен, мне с тобой спокойно. Это ведь тоже любовь, только взрослая. Без фейерверков, но с теплом, — сказал он однажды, налив ей ромашковый чай.

Она улыбнулась, а потом вдруг расплакалась.

— Прости, мне просто… больно. Не из-за тебя. Из-за всего сразу.

Настал день свадьбы — скромный, без платья, без гостей, только они вдвоём и бабушка Веры, милая старушка с тёплыми руками.

— Я согласна, — сказала Елена, глядя в глаза Виталию.

Он выдохнул, как будто с плеч спала гора.

После росписи они пошли в парк — Виталий купил два мороженых, как в детстве, и усадил её на скамейку под старой липой.

— Вот и всё. Теперь ты моя жена, — сказал он с мягкой улыбкой. — Как ты?

— Я спокойна. Наверное, это и есть счастье.

— А завтра поедем к мальчишкам. Познакомишься.

— Думаешь, я им понравлюсь?

— Я уверен. Они обожают пироги. А бабушка сказала, что ты пекла когда-то потрясающие ватрушки.

Она засмеялась сквозь слёзы:

— Что ж, придётся восстанавливать репутацию.

В посёлке её встретили настороженно. Дети были робки. Саша всё время смотрел в сторону, а Гриша вообще спрятался за бабушку.

— Я не кусаюсь, — шепнула Елена и присела рядом с ними.

— Вы будете нам мамой? — вдруг спросил Саша.

Она замерла.

— Если вы позволите. Или просто Еленой.

Гриша вышел из-за бабушки и протянул ей рисунок: «Это наша семья».

На картинке были он, Саша, папа, бабушка… и пустое место рядом.

— Я могу тут тебя нарисовать? — спросил он.

Она кивнула. И впервые за многие месяцы внутри что-то потеплело.

Прошёл месяц, как Елена переехала в дом Виталия. Мальчики каждый день приносили новые сюрпризы — то вырезанный из картона самолёт, то грязные до ушей после прогулки мордашки, то ночные кошмары и шёпот под одеялом:
— Леночка, можно ты нас поцелуешь на ночь? Как мама?

Она не умела быть матерью. Она всё ещё не верила, что это возможно. Но она училась. Стирала, гладила, поднималась в пять утра печь сырники, чтобы только увидеть, как у Гриши загораются глаза:
— Ура! Они снова с корицей!

И каждый вечер, когда Виталий заходил с работы, она чувствовала себя как будто невестой — не той, из ЗАГСа, а настоящей, любимой, нужной.

Но однажды, листая почту, она наткнулась на конверт без обратного адреса. Почерк был знакомым. Она распечатала.

“Лена.
Я пишу не для того, чтобы всё вернуть. Просто хочу, чтобы ты знала. Юля ушла.
Оказывается, она забеременела не от меня. Она призналась только сейчас.
Мальчик не мой.

Я не знаю, зачем тебе это знать, но, кажется, это справедливо.
Я часто думаю о нас. Мы были настоящими.
Прости, что не сберёг.
Дима.”

Она долго сидела с письмом в руках. Руки дрожали, глаза были сухими, но душа разрывалась от бурного потока эмоций.

— Лен, что с тобой? — тихо спросила бабушка Вера, проходя мимо.

— Я… Я получила письмо от бывшего мужа.

— И?

— Его обманули. Юля родила не от него. Он всё понял слишком поздно.

— А ты всё ещё его ждёшь? — в голосе Веры не было осуждения, только участие.

— Нет. Я просто… чувствую, что мы оба проиграли. И это очень больно.

— А может, вы оба нашли то, что действительно ваше? Ты — моих внуков. Он — урок.

Вечером Виталий подошёл, обнял её за плечи.

— Всё в порядке?

— Я получила письмо от Димы.

— Я видел. Твоя рука дрожала, когда ты держала конверт.

Она вздохнула.

— Он страдает. Но я уже не могу спасти его. Не хочу.

— А себя?

— Себя — да.

Он кивнул.

— Тогда поехали.

— Куда?

— В магазин. Мне нужна твоя помощь с выбором новой духовки. Ты же теперь у нас главный кулинар.

Она рассмеялась сквозь слёзы. И в этом смехе была сила.
Сила, которой не было, когда она уходила от Димы.
Сила, которая рождалась, как заново — в этой новой жизни.

Через несколько дней, Гриша залез к ней на колени:

— Леночка, а ты станешь нашей мамой насовсем?

Она обняла его, вдыхая запах детства и доверия.

— Уже стала, малыш. Уже стала.

Весна окончательно вступила в свои права. В саду у дома, где теперь жила Елена, зацвели первые тюльпаны, а вишня вся стояла в нежном белом кружеве. Бабушка Вера ходила по участку с пледом на плечах, распевая старые песни. Саша и Гриша бегали босиком, ловили бабочек, и громко смеялись. Виталий чинил забор, мурлыкая себе под нос, а Елена, сидя на скамейке, вязала детям шапочки на осень.

Иногда ей казалось, что она живёт в чужом сне — слишком светлом, слишком настоящем. Но потом она вспоминала, через что прошла, и уже не сомневалась — этот сон был её.

Однажды вечером, когда дети уснули, Виталий пригласил её выйти на крыльцо. В руках у него был термос с какао и два пледа.

— Устроим свидание, — сказал он с той же мягкой улыбкой, что в день их регистрации. — Только не в ресторане, а вот здесь, под звёздами.

— Ты романтик, — улыбнулась Елена, завернувшись в плед.

— Я просто боюсь упустить то, что мне подарила жизнь. И знаешь… Я давно хотел спросить тебя. Ты счастлива?

Она задумалась.

— Да. Я счастлива. Но не так, как в кино. Не с фейерверками и песнями под окном. А по-другому — когда ты чувствуешь, что живёшь, что кому-то нужен, что по утрам тебя ждут, а по вечерам благодарят.

— Это и есть настоящее.

Он протянул ей чашку с горячим какао, и они молчали, слушая, как в саду потрескивают ветки, как где-то вдали лает собака, как в доме дышат их дети.

Через месяц в посёлке был праздник. Елена, поддавшись уговорам бабушки Веры, записалась на участие в конкурсе “Мамочка года”, несмотря на протесты:

— Но я же им не родная…

— А кто говорит, что маму определяет роддом? Мама — это та, кто любит.

На сцену она вышла дрожащими ногами. Её попросили рассказать о своём материнстве. Она взяла микрофон, оглянулась — в первом ряду сидели Виталий, Саша, Гриша и бабушка. Все ей махали.

— Меня зовут Елена. Я — мама двух замечательных мальчиков. Когда-то я думала, что не могу стать матерью. Я рыдала в подушку, когда видела чужие коляски, я проклинала себя и судьбу. А потом жизнь дала мне второй шанс.
Я не носила их под сердцем — но теперь они в нём. Навсегда.

Зал встал. Кто-то плакал. Кто-то аплодировал. А кто-то — бывшая коллега Елены — сказала соседке:
— Вот это сила. Вот это женщина.

На обратном пути Саша спросил:

— Леночка, ты победила?

— А ты как думаешь?

— Для меня — ты всегда на первом месте, — важно сказал он.

Поздно вечером, когда они уже уложили детей, Виталий подошёл к ней с коробочкой.

— Это не предложение, — засмеялся он, — ты уже моя жена. Это… продолжение.

В коробочке лежал кулон в форме сердца. Внутри была надпись:
«Спасибо, что научила меня снова жить».

Она прижала его к груди и прошептала:

— А ты меня — верить.

Где-то в другом городе, одинокий мужчина по имени Дима смотрел на чужое фото в социальных сетях:
Виталий, Елена и два улыбающихся мальчика в одинаковых шапках с помпонами.

Он нажал «лайк»… и закрыл ноутбук.

Жизнь шла дальше.

А у Елены — началась заново.
Тихо. Тепло. С любовью.
Своей — не чужой.

Leave a Comment