Было мартовское утро в конце лета 1983
года.
Небо было ясным, воздух свежим, и в этом
маленьком городке в глубине южной
Бразилии царил покой.
Все казалось спокойным, но дом номер 27
на главной улице был в смятении.
Внутри должно было произойти нечто, что
ознаменует историю этого региона и
навсегда изменит жизнь человека по имени
Атавия.
Атавия был тридцатишестилетним мужчиной,
блондином со спокойными глазами,
привыкшим работать в поле.
Он работал мелким фермером.
Он вставал рано каждый день, ухаживал за
посевами, животными и небольшим
магазином, который он вёл во дворе со
своей женой Еленой, милой женщиной с
нежной улыбкой, обладавшей редкой силой.
Они были женаты 12 лет. Они пытались
завести детей почти 10 лет. И много лет
они верили, что никогда не станут
родителями.
Елена принесла два выкидыша и тяжёлый
медицинский диагноз.
“Вы никогда не сможете поддерживать
беременность более 3х месяцев”, –
сказали им. Но вопреки всему невозможное
случилось.
В середине 1982 года Елена забеременела.
Они оба плакали часами, когда тест
оказался положительным.
Они плакали от страха, от счастья, от
тоски.
Они пообещали никому не говорить об этом
в первые несколько месяцев. Так и было.
Она отстранилась, перестала работать и
заботилась о себе, как никогда раньше.
Атавиа делал все возможное, чтобы
защитить её.
На четвёртом месяце беременности их ждал
сюрприз. Это был не один ребёнок, а
двое.
А затем на пятом месяце ещё одно УЗИ
показало больше.
Их было пятеро.
На шестом месяце самое полное
обследование, которое они сделали в
Порту Аллегри, принесло окончательный
шок. Там было девять новых детей.
Никто не понимал, как матке Елены
удаётся это выдержать.
Врачи назвали это чудом, а она
улыбалась.
Она сказала, что каждая из этих жизней-
награда за все годы боли и молчания.
Роды были запланированы на тридцать
четвёртой неделе беременности кесарево
сечение с высоким риском. Медицинская
команда больницы была мобилизована, как
будто это была военная операция.
Городской больницы не хватало ресурсов,
поэтому Елену перевезли в столицу при
поддержке местных волонтёров.
Отавиа поехал вместе с ней.
Город остановился, чтобы посмотреть.
И 12 марта 1983 года в 10:47 минут утра
родилась первая девочка. Вторая в 10:48,
третья в 10:49.
Итак, одна за другой в считанные минуты
девять блондинок с голубыми глазами
пришли в этот мир. Каждая из них весила
от 1 килограмма до полутора килограмма.
Маленькие, хрупкие, но живые.
Вся операционная плакала.
Медсестры, врачи, даже директор
больницы.
Отавия не мог даже говорить.
Он стоял и смотрел на эти девять
инкубаторов, молча повторяя: “Это моя
семья, это все мои дочери”.
Но пока он открывал для себя чудо
отцовства, судьба уже готовила свой
удар.
К концу операции Елена начала терять
много крови.
Врачи боролись почти 2 часа.
Они пробовали переливание.
Они пробовали все, но в 131
Елена умерла.
Атавио узнал об этом только через 3
часа.
Он держал за руку свою девятую дочь,
когда услышал фразу: “Атавия, нам нужно
поговорить”.
Ему не нужны были слова.
Он почувствовал это.
Его грудь сжалась.
Мир затих.
Он упал на колени в коридоре больницы.
Он не плакал.
Он просто стоял и смотрел на пол, как
будто ждал, что кто-то разбудит его от
этого кошмара.
Новость распространилась как лесной
пожар.
Город замер.
Начала пребывать пресса.
Вдовец с девятью новорожденными
дочерьми.
История распространилась по газетам,
авия остался.
Он не хотел покидать больницу.
Он спал на стульях в отделении
реанимации новорождённых.
Он чередовал часы посещений, делал
заметки и тайком плакал в коридорах.
В день похорон Елены он не смог прийти.
Девочки все ещё находились под
наблюдением, и он не мог вынести мысли о
том, чтобы оставить их.
Его старший брат Несгроб.
Говорят, что на следующий день Отавия
написал письмо своей жене и положил его
в коробку одного из инкубаторов.
В письме было написано: “Елена, ты
оставила мне девять частичек себя. Я не
знаю, как, но я справлюсь, даже если
весь мир сомневается в этом”.
И он сделал это.
Мало помалу девочки набирали вес.
Одна из них чуть не умерла в 12 дней, но
выжила.
Сотрудники больницы, тронутые этой
историей, начали помогать.
Одна из медсестёр по имени Розанна
вызвалась спать в больнице в течение
нескольких недель, чтобы помочь Атавия.
Врачи разработали специальный график
только для их ухода.
Пожертвования лились со всей страны.
Бутылочки, одежда, подгузники, деньги.
Вся Бразилия узнала об истории отца
девяти девочек.
Но Отавия не хотел славы,
он хотел структуру.
На пожертвование он отремонтировал дом.
Он купил кроватки.
Он организовал детскую, на стене которой
было имя каждой дочери.
И в 2 месяца девочки поехали домой.
Весь город собрался на улице, чтобы
поприветствовать их.
Это было похоже на парад, воздушные
шары, знаки, хлопающие в ладоши дети.
И вот он, Отавия, один на заднем сиденьи
грузовика с девятью младенцами на руках.
Никто никогда не забывал эту сцену,
но настоящее испытание было ещё впереди.
После того дня, как Отавия привёз своих
дочерей домой, ничто не было прежним.
Он больше не был человеком, который
ухаживал за небольшой плантацией или
магазином во дворе.
Теперь все называли его отцом девяти
девочек.
Так говорили соседи, знакомые, газеты,
даже клерки в заксе.
У Атавиа больше не было собственной
личности.
Он был просто тем блондином с грустными
глазами, который выходил из дома с
девятью колясками сразу.
В первые дни он почти не спал.
Он проводил ранние часы, меняя
подгузники, давая бутылочки и качая
девочек одну за другой.
Он создал почти военную систему, чтобы
не запутаться.
Он пронумеровал бутылочки с молоком,
организовал расписание в рукописных
таблицах и отметил график с на каждой
девочке цветной лентой на кроватке.
Дочь, которая больше всего плакала,
получала звезду на доске в гостиной.
Та, которая лучше всех спала, получала
сердце.
Это был его способ связаться с каждой из
них, даже в разгар Саматохи и полного
истощения.
Имена их дочерей были именами, которые
Отавиа и Елена любили.
Анна, Лара, София, Клара, Элиза, Юлия,
Елена, в честь их матери Луиза и Бьянка.
Простые милые имена, как деревянные
куклы, которые он вырезал сам во время
перерывов в работе, чтобы подарить им,
когда им исполнится год.
Каждое имя было написано от руки на
стене спальни вместе с фотографией их
матери в центре, обрамленной
сухоцветами, которые Елена любила
собирать.
Город, когда-то просто точка на карте,
стал национальной достопримечательностью
благодаря этой семье.
Репортёры приезжали издалека, чтобы
взять интервью у Отавия, но он всегда
отказывался.
Он говорил, что не хочет славы или
жалости.
Ему просто нужен был покой.
Он хотел вырастить своих дочерей
достойно, вдали от всеобщего внимания.
Некоторые люди понимали это, другие нет,
но все уважали его.
Со временем Отавия понял, что не может
справиться совсем в одиночку.
Рутина была бесчеловечной, поэтому он
принял помощь от соседей и знакомых.
Он создал общинную систему, в которой
каждая семья на улице отвечала за помощь
во время смены.
Некоторые приносили еду, другие помогали
купать их, третье просто сидели с ним,
чтобы поговорить. И так проходило время.
Дом девяти девочек стал символом любви,
сотрудничества и веры.
Но не все было праздником.
Когда девочкам исполнился год, Отавиа
вызвал социальный работник.
Они сказали ему, что государство не
верит, что он эмоционально способен в
одиночку вырастить девять детей.
Они говорили о приёмных семьях,
раздельном усыновлении и лучших
возможностях для каждой из них. Отавия
чуть не потерял равновесие.
Они моей дочери. Я дал обещание их
матери.
Никто не разлучит их.
Юридическая битва длилась месяца.
Адвокаты предлагали свои услуги
бесплатно.
В суд по делам несовершеннолетних была
подана петиция с более чем 5.000
подписей.
Люди отказались принять разлуку, и в
конце концов Атавиа выиграл.
Девочки остались с ним.
Этот момент ознаменовал переломный
момент в жизни семьи.
С этого момента Отави решил больше
никогда не зависеть от чьей-либо
доброты.
Он хотел добиться стабильности своими
руками.
Он продал землю за домом и купил
небольшую теплицу.
Он начал выращивать редкие цветы.
Елена любила цветы,
поэтому он начал продавать
персонализированные композиции с именами
своих дочерей на каждом букете.
Розы Анны, орхидеи Софии, тюльпаны Юлии.
Это была дань уважения его жене и способ
достойно содержать семью.
Цветы имели успех.
В течение 2 лет у Отавия уже были
постоянные клиенты в трёх соседних
городах,
но он не остановился на этом. Он купил
старый пикап, приспособил его под
передвижную теплицу и начал ездить по
воскресеньям с девочками на ярмарке и
площади, продавая букеты и ненавязчиво
рассказывая их истории не для того,
чтобы похвастаться, а чтобы вдохновить.
И вдохновляли они действительно.
По мере того, как девочки росли, Атавия
делал все возможное, чтобы они не
пропустили ни одной важной вехи.
Именно он расчёсывал им волосы, шил
платья, учил их читать, писать, собирать
игрушки, пек пироги и чинил носки.
Когда у них поднималась температура,
именно он бодрствовал по ночам с влажной
тряпкой на лбу.
Когда они плакали из-за кошмаров, именно
он сидел у их постели, рассказывал им
истории, которые придумывал на ходу, и
оставался там, пока не видел, как их
глаза спокойно закрываются.
Но не всегда было легко.
Бывали моменты полного изнеможения,
моменты, когда Атавиа плакал в ванной,
боясь, что делает недостаточно, боясь
совершить ошибки, не справиться,
потерпеть неудачу.
Но он никогда не давал им этого увидеть.
Для девочек их отец был героем, и он нс
эту роль с силой тысячи мужчин.
Когда им исполнилось 5 лет, каждая
получила ожерелье с их первой буквой и
маленьким синим камнем в центре.
Атави дарила им ожерелье с одной фразой:
“Вы уникальны, но вы родились вместе.
Никогда не забывайте об этом”.
Девочки рано начали проявлять свои
индивидуальности.
Анна была более серьёзной, всегда
защищала своих сестёр.
Лара была экстравертом, говорила за
всех. София больше всего походила на
свою мать, тихая, наблюдательная,
любящая.
Клара была творческой, рисовала все, что
видела.
Элиза первой вызывалась помочь, когда
кому-то это было нужно.
Юлия была упрямой и отважной.
Елена, дочь, названная в честь матери,
обладала взглядом, от которого Отавия
молча плакал.
Луиза была чувствительной, плакала даже
над раздавленными муравьями, а Бьянка,
Бьянка была чистым смехом.
Школы хотели разделить их по разным
классам, но Отавиа том, чтобы они
учились вместе.
Он хотел, чтобы они росли вместе, зная,
что вместе они сильнее.
Сначала учителя опасались, но вскоре
поняли, что в их связи есть что-то
особенное.
Казалось, что они дополняют друг друга,
и в каком-то смысле так и было.
Но был один вопрос, который они все
избегали задавать: папа и мама.
Впервые они спросили, когда им было 7
лет,
– спросила Бьянка.
Они были в саду и собирали цветы для
школьного мероприятия.
Атави остановился, сел на землю и
глубоко вздохнул.
Затем он рассказал ей. Он рассказал ей
все. Он рассказал ей со слезами на
глазах, но без драмы.
Он сказал, что их мать была
необыкновенной женщиной, что она отдала
все ради любви, что именно благодаря ей
они здесь и что каждый раз, когда он
смотрит в один из их глаз, ему кажется,
что он снова видит Елену.
Девочки плакали, но это был прекрасный
плач, тот, который смывает все плохое.
И в тот день они все пошли к портрету
своей матери, висевшему в их комнате, и
оставили цветы.
Неизвестно Отавия, каждая из них
написала маленькое письмо и положила его
за раму.
Года спустя, когда они станут старше,
эти письма будут прочитаны вместе и
изменят все, но об этом вы узнаете
позже.
Время странно проходит, когда живёшь
ради любви.
Для некоторых годы кажутся тюрьмой.
Для Отавиа годы с его девятью дочерьми
были священным периодом.
Каждое утро рядом с ними было тихим
благословением.
Каждая тихая ночь рядом с девятью
кроватями, тихо дышащими, была
напоминанием о том, что он сделал
правильный выбор. К тому времени, когда
девочкам исполнилось 10 лет, дом
полностью приспособился к своей новой
реальности.
Небольшое простое здание превратилось в
своего рода семейную хижину.
Общие спальни с двухъярусными кроватями,
шкафы с цветовой кодировкой, календари с
днями рождения и учебными годами,
висящие на стене гостиной.
Атавия научился организовывать свою
жизнь как мало кто другой.
Но светлое и игривое детство начинало
угасать.
Подростковый возраст наступил как буря.
Каждая девочка теперь со своими
мнениями, более сильными эмоциями и
уникальными потребностями начала
бороться за своё место в мире. А Отавия,
который всегда был гаванью, также стал
маяком, устойчивым, но в то же время
освещающим разные пути.
Лара первый попросила коротко подстричь
волосы, но колебалась, но он понял. Анна
хотела поспать в отдельной комнате всего
неделю, чтобы попробовать.
Юлия стала более замкнутой.
Элиза начала сомневаться в своей
внешности.
Бьянка хотела перестать носить платья и
попросила джинсы.
София начала рисовать более грустные
картинки.
Клара начала писать в дневниках, которые
запирала на ключ.
Елена читала книги о материнстве и
беременности.
Луиза плакала, не зная почему, атавия
наблюдал.
Он не боролся,
он слушал.
Он разговаривал с каждой из них по
отдельности.
Он понимал, что они меняются и что ему
тоже нужно меняться.
Любовь теперь требовала меньше действий
и больше тишины. меньше приказов и
больше присутствия.
Это был новый вызов, один из самых
сложных, но он принял его.
Примерно в это время начались внешние
суждения.
Девочки были красивы.
Девять белокурых подростков с
пронзительными голубыми глазами,
одинаковыми чертами лица и природной
харизмой.
Они привлекали внимание, куда бы ни
пошли.
Город стал слишком мал.
Были язвительные комментарии, косые
взгляды, сплетни в пекарнях и магазинах.
Как он справляется один?
Забеременела ли кто-нибудь из них? У них
нет матери, потому что их отец не знал,
как о них заботиться.
Слова ранили, но больше всего ранил то,
как они смотрели на своего отца, как
будто хотели защитить его, но не знали,
как. Однажды Анна вернулась из школы в
слезах.
Ей сказали, что у неё нет матери, потому
что её мать предпочла умереть, чем
воспитывать девять девочек.
Атавия глубоко вздохнул, обнял её и
сказал: “Дочь, иногда люди не знают, что
говорят: “Твоя мать отдала свою жизнь за
тебя буквально, и это самая большая
любовь, которая только может быть”.
В тот же день он позвал их всех в
гостиную.
Впервые он показал им маленькую
деревянную коробку, которую хранил с
момента их рождения.
Внутри была лента от их матери, записка,
которую Елена написала незадолго до
родов. Одна из её серег, Сушенный цветок
и письмо, которое он оставил в
инкубаторе много лет назад.
Когда они прочитали письмо своего отца,
написанное ещё в больнице, все
заплакали. Даже Анна, которая редко
проявляла эмоции.
Именно в этот момент они по-настоящему
поняли их значимость в жизни этого
человека.
Если однажды меня не станет, надеюсь, вы
вспомните, как сильно я старался.
Если я потерпел неудачу, то это было при
попытке сделать все правильно.
Если я плакал, то это было в тишине.
Если я любил, то без меры.
Вы лучшее, что у меня осталось.
Подростковый возраст продолжался со
своими взлётами и падениями,
но была одна любопытная деталь.
Ни одна из девочек по-настоящему не
отдалилась от своего отца.
Даже в моменты бунта, протеста, криков и
хлопания дверью они всегда возвращались.
Они всегда извинялись,
они всегда садились поговорить.
Связь между ними была сильнее любой
сложной фазы,
но дом начинал казаться слишком
маленьким.
Атавиа заметил это, и его кальнуло
сердце.
Скоро они уйдут.
Когда девочкам исполнилось 16 лет,
Атавиа сделал жест, который удивил всех.
Он продал теплицу,
да, ту самую, которая годами
поддерживала дом. На эти деньги он купил
старый школьный автобус и полностью
переделал его внутри, превратив в дом на
колёсах.
Он хотел подарить своим дочерям
последнее общее воспоминание, прежде чем
каждая из них пойдёт своим путём.
В течение 3х месяцев они путешествовали
по стране из города в город, ночоя в
кемпингах, на заправочных станциях, на
пустынных пляжах, на задних дворах
незнакомцев.
Они видели море, снег, глубинку, горы,
внутренний района Минасжарайс, простора
Серада.
Они смеялись, ссорились, готовили
вместе.
Они снимали видео, фотографировали,
писали друг другу письма.
И в последнюю ночь поездки, сидя вокруг
импровизированного костра посреди
открытого поля, Атавия сказал: “Я знаю,
что не был идеальным. Я знаю, что
совершил много ошибок, но если бы я мог
вернуться в прошлое, я бы сделал всё это
снова. Точно так же вы моя жизнь. И если
однажды меня не станет, помните, что
все, что я построил, было с любовью.”
Они не ответили.
Они просто плакали и легли головами на
колени отца, как это было, когда они
были детьми.
Они лежали в тишине, слушая ночных
сверчков, дующий ветер и стук их сердец
от благодарности.
Когда они вернулись домой, что-то
изменилось.
Прощание было близко.
В 18 лет каждое начало следовать своему
собственному пути.
Анна уехала в Сан-Палу изучать медицину.
Лара выбрала журналистику во
Флорианоплисе.
Юлия поступила в армию.
Элиза уехала по программе обмена.
София стала художницей-визуалистом.
Клара завела видеоканал с трогательными
историями.
Елена хотела изучать психологию, чтобы
понять, что она чувствовала с детства.
Луиза стала миссионеркой, а Бьянка
осталась.
Она хотела остаться со своим отцом.
Атави смотрел, как дом постепенно
пустеет.
Кроватки превращались в кровати, затем в
пустые шкафы, затем в запертые комнаты.
Дом затих, а он остался, но он был в
мире.
Он знал, что выполнил свою миссию, что,
несмотря на все страхи, боль и жертвы,
он преуспел.
В воспитании девяти девочек с любовью, с
достоинством, с правдой. Но судьба, как
всегда, приготовила ещё один большой
сюрприз. И этот сюрприз ближе, чем вы
думаете.
Время никого не ждало в этом доме.
Когда старшая дочь Лара объявила, что её
приняли в Федеральный университет для
изучения медицины, комната наполнилась
радостью и тишиной одновременно.
Это была победа. Конечно, она боролась,
училась при свечах, когда отключалась
электричество, делила тетрадь с двумя
другими сестрами.
Но когда она обняла своего отца в ту
ночь и сказала: “Я уезжаю, папа, но я
обещаю возвращаться каждые выходные.
Что-то внутри него сломалась”.
Он посмотрел на лестницу и впервые
увидел дерево, изношенное от стольких
подъёмов и спусков с девочками на руках.
“Иди, моя дочь, да, ты будешь. Но
никогда не забывай, что твоё место в
мире началось здесь, на этих лестницах,
на этой кухне, на этом полу, где твоя
мать умерла, чтобы родить тебя”.
Он говорил со слезами на глазах,
стараясь не сломаться.
Отъезд Лары открыл шлюзы один за другим.
Другие начали прокладывать свой путь.
Мариана хотела учиться за границей.
Ребёка хотела поехать по программе
обмена.
Клара мечтала открыть цветочный магазин.
Дибора хотела выйти замуж,
но именно решение Бьянки изменило все.
Однажды ночью она появилась на кухне с
конвертом в руке.
Её сестры шептались в коридоре.
Её отец, сидевший за столом со своей
кружкой кофе, уже что-то подозревал.
Когда она протянула ему конверт, он не
захотел сразу его открывать.
Ты открой его, дочь.
И она сделала это.
Это был Днкатаст.
Бьянка сдала его самостоятельно, с
сомнением, которое молча глодала её на
протяжении многих лет. Почему она не
похожа ни на одну из своих сестёр?
Она была блондинкой.
Да, голубые глаза, да, но что-то в ней
было другим.
С тех пор, как она была маленькой, она
чувствовала себя не в своей тарелке.
Её отец никогда не проявлял никаких
различий, но у Бьянки было предчувствие,
и теперь оно было там, чёрным по белому.
Она не была её биологической дочерью.
Признание прозвучало как бомба.
Её сестры были потрясены.
Её отец был парализован.
Почему ты никогда мне не говорила?
Потому что я никогда не хотела, чтобы ты
чувствовала себя меньше.
А чья же я тогда дочь? Он глубоко
вздохнул и рассказал правду, которую
скрывал более 30 лет. В ту ночь, когда
его жена умерла при родах, одна из
девяти девочек родилась мёртвой.
Больница, не зная, как сообщить о
трагедии и без того опустошенному
человеку, подменила ребёнка наброшенного
новорождённого, которого анонимно
подбросили всего несколько часов назад.
Я и есть этот ребёнок.
Ты моя дочь, Бьянка, потому что я держал
тебя на руках с той же любовью. Потому
что я качал тебя ранним утром под ту же
музыку, под которую качал остальных. И
потому что, хотя я и не рожал тебя, я
выбирал тебя каждый день. Вот что значит
быть отцом.
Она плакала.
Они все плакали.
Тишина длилась долго той ночью,
но в конце концов, одна за другой,
сестры подошли, обняли Бьянку и
повторили хором: “Ты, наша сестра,
всегда ею была”.
Этот кризис сблизил семью больше, чем
любое Рождество или день рождения.
Открытая рана зажила благодаря правде,
но жизнь никогда не переставала
испытывать этого отца.
Спустя несколько месяцев у него случился
сердечный приступ.
Один дома, его дочери были уже
разбросаны, одна в другом штате, другая
за границей.
Помогла ему соседка, госпожа Торзена,
которая заметила, что утром горит свет.
В больнице его реанимировали.
Он выжил, но ушёл оттуда, чувствуя себя
слабее.
Его дочери начали по очереди ухаживать
за ним, но он не хотел быть бременем.
Он хотел видеть, как они летят.
Он настаивал. чтобы они занимались
своими делами.
Однажды он собрал их всех в гостиной и
попросил: “Позвольте мне пожить с
кем-нибудь из вас. Я больше не хочу быть
один, но я также не хочу никому мешать.
Делайте то, что считаете нужным между
собой”.
Они спорили.
Они много спорили.
Но в конце концов они решили кое-что,
чего никто не ожидал.
Они продадут свой дом детства и купят
новый дом, где смогут все вместе пожить
с ним некоторое время.
Это будет как возвращение к своим
корням. Только каждый привнесёт свою
собственную историю.
Решение было эмоциональным.
Снова вместе, пусть и на ограниченное
время, каждая со своим собственным
образованием, профессией и мечтами, но
все объединены любовью к отцу, который
отдал все, чтобы вырастить их.
Именно в этом новом доме произошло
величайшее потрясение в истории семьи.
Однажды Ройс в коробке со старыми вещами
своего отца, они нашли письмо, которое
так и не отправили.
Оно было адресовано женщине по имени
Беатрис.
Почерк был его.
Дата 1982 год. Кто эта женщина? Отец.
Он замолчал.
Он закрыл глаза.
Он с трудом сглотнул,
и тогда он раскрыл то, чего никто не
ожидал.
До встречи с матерью девочек он влюбился
в молодую женщину по имени Беатрис.
Она забеременела, но исчезла.
Он больше никогда о ней не слышал.
Письмо было отчаянной попыткой найти её,
но у него никогда не хватало смелости
его отправить.
Возможно, у меня есть сын, которого я
никогда не встречал.
Воздействие было огромным.
Девочки, теперь уже женщины, посмотрели
друг на друга в шоке.
Неужели их действительно девять?
Или, возможно, что есть кто-то ещё? И
тогда Мариана приняла неожиданное
решение.
Она будет искать Беатрис.
Она отправится на край света, если это
потребуется, и эти поиски изменят все,
что семья думала, что знает о себе.
В доме воцарилась тишина, когда София
встала с конвертом в руках.
Это было старое письмо, пожелтевшее от
времени, написанное деликатным, твёрдым
почерком.
Остальные сестры замерли.
Отец нахмурился в замешательстве, не
понимая, что это значит.
София держала бумагу так, словно
собиралась обрушить молнию, но её голос
был спокойным, хотя и дрожал.
Я обнаружила это письмо случайно почти
второе годы назад. Начала она, глядя в
глаза своему отцу.
Оно было внутри коробки с воспоминаниями
мамы, спрятанной в глубине шкафа.
Я прочитала его, перечитала его, плакала
и положила обратно. Но теперь теперь я
больше не могу скрывать его от вас. Она
протянула письмо своему отцу.
Его руки дрожали.
Тишина была такой густой, что казалось,
что никто больше не дышит в комнате.
Они слушали, как менялось выражение его
лица. Сначала замешательство, затем
недоверие, наконец слёзы.
Слова его жены, написанные за несколько
недель до родов, были прощанием.
Она предсказала, что не выйдет из
больницы живой.
Она сказала, что чувствует это, что ей
снится это почти каждую ночь, но что
оставило всех опустошенными, так это
последний абзац.
Если со мной что-нибудь случится,
знайте, что это был мой выбор пройти
через беременность.
Я знала о рисках.
Врачи предупреждали меня.
Я выбрала наших дочерей.
Я выбрала каждую из них.
Даже не зная их, я выбрала дать им шанс
жить. даже если это будет стоить мне
моей собственной жизни.
Отец, читавший это, сломался. Он упал на
стул, прижимая письмо к груди.
Девять дочерей подошли к нему медленно,
как будто ступали в его душу.
Одна за другой они опустились на колени
вокруг него.
Неважно, было ли им 30, 35 или 40 лет.
В тот момент они были просто дочерьми,
маленькими, хрупкими, столкнувшимися с
болью и правдой.
“Я никогда этого не знала”, – прошептал
он. “Мне никогда не говорили. Я думала,
что это была врачебная ошибка, но она
знала, и она выбрала нас”, – закончила
Анна, вторая дочь, теперь уже врач
плача.
“Она была героиней”, – сказала Исидора.
Седьмая.
София вытерла слёзы с лица.
Я хранила это письмо, потому что думала,
что оно причинит боль, но я поняла, что
скрывать правду – это то, что причиняет
нам больше всего боли.
Этот момент казался так, как будто время
остановилось, как будто сорокаднихлетняя
история семьи объединилась в один миг.
Они поняли там и тогда раз и навсегда
причину такой большой любви, такой
большой жертвы, потому что не только их
отец сделал выбор, их мать тоже выбрала.
Она не ушла случайно.
Она отдала своё существование ради цели.
И в тот день впервые они произнесли имя
своей матери вслух вместе, как будто это
была молитва.
Елена.
Отец закрыл глаза, слушая.
И впервые за десятилетия он улыбнулся
сквозь слёзы.
Спасибо, Елена, за то, что оставила меня
самой трудной и самой прекрасной миссией
в мире.
София встала и открыла коробку, которую
принесла из своей комнаты.
Внутри было девять маленьких платьев,
платьев, которые мать сшила во время
беременности, по одному для каждой
дочери, сшитых вручную с любовью.
Я нашла это тоже вместе с письмом. Она
знала, что не увидит нас в них, но всё
равно сшила их одно за другим.
Сестры трогали платья, как будто трогали
сердце своей матери.
В ту ночь они не спали.
Они сидели вокруг отца, раскладывая
фотографии, воспоминания, старые
вырезки.
Они пели песни, которые слушала их мать.
Они рассказывали истории из детства.
Они смеялись.
Они плакали, и они чувствовали, что
впервые они были полными. Не потому, что
боль ушла, а потому, что теперь это
имело смысл.
На следующий день они приняли решение,
обещание, на самом деле, и отсюда
начинается самый прекрасный план девяти
сестёр.
Новость о девяти беременностях
распространилась как лесной пожар по
городу.
Это было так, как будто судьба охраняла
этот момент десятилетиями.
Везде.
Можно было услышать вопросы и
комментарии.
Что значит все девять одновременно?
Это правда, что все они беременны?
Армия блондинок вот-вот родится.
Сестры, в свою очередь, были едины, как
никогда раньше.
Опыт коллективной беременности, чувство
принесения детей в мир вместе с
женщинами, с которыми они делили все:
игрушки, одежду, слёзы, секреты и мечты,
принёс новое, почти священное соучастие.
Господин Антонио, которому сейчас почти
70 лет, наблюдал за всем с сияющими
глазами.
Молча он наблюдал за большим животом
одной, тошнотой другой, блеском в их
глазах.
Это было так, как будто каждая несла не
просто ребёнка, а ответ на жизнь, ответ
на страдания, на отсутствие матери, на
молчание, которое он вынес в одиночку
столько лет.
С ними всё хорошо. Они дошли до этого”,
– сказал он себе, поливая растения во
дворе, глядя на развешанную одежду,
слушая смех, доносившийся из кухни.
И вот тогда наступил самый символичный
момент.
Девять дочерей решили организовать
специальный воскресный обед, как в
старые добрые времена.
Все они рано приехали в дом своего отца.
Дом наполнился смехом, ароматами и
жизнью.
Лазанья Марии, пирог Изобель, сладости
Юлии.
Все было там. Все было как прежде. И за
столом под звон столовых приборов,
отодвигаемых стульев и перекрывающих
друг друга голосов, воцарилась тишина.
Анна, вторая по старшинству, встала с
бокалом виноградного сока в руке.
Она была явно тронута.
Её сестры уже знали, что она сделает, но
Антонио нет.
Папа, начала она, её голос дрожал.
Мы долго и упорно думали, прежде чем
рассказать тебе об этом. И сегодня
здесь, как мы всегда и были, мы решили,
что нам нужно тебе сказать.
Господин Антонио отложил вилку
внимательной.
Будучи подростками, мы стеснялись
благодарить тебя.
Мы думали, что это нормально для отца
стать матерью, поваром, прачкой,
опекуном и защитником одновременно.
Но теперь мы знаем, что это было чудо.
Она глубоко вздохнула.
Именно поэтому всех наших детей без
исключения будут звать в честь мамы,
всех их, в знак благодарности ей и тебе.
Старик не сказал ни слова,
он просто плакал.
Слёзы падали тяжело, не спрашивая
разрешения, когда его девять дочерей
подошли, чтобы обнять его вместе.
объятие стольких воспоминаний, стольких
исцелённых молчаний, стольких болей,
теперь преобразованных в любовь.
На следующей неделе начались роды один
за другим, некоторые в разных больницах,
другие в одной и той же. Ротация
детушек, крестных матерей и сестёр,
заботящихся друг о друге.
Это были дол