“Я буду заходить, когда захочу у меня есть ключи”, заявила свекровь и ввалилась к нам в спальню в пять утра…
Скрип замка заставил меня замереть с мокрой тряпкой в руках. Я как раз оттирала липкое пятно от варенья, которое принесла Ирина Борисовна, и этот звук узнала сразу.
Паша ещё спал. Воскресенье, половина девятого утра.
Дверь распахнулась, и на пороге возникла свекровь. В одной руке авоська с чем-то зелёным, в другой поводок с её крохотной, вечно дрожащей собачонкой.
Лерочка, вы ещё спите? бодро спросила она, переступая порог. Я вам укропчика принесла, своего, с дачи.
Я выпрямилась, чувствуя, как напрягается спина.
Доброе утро, Ирина Борисовна. Мы спим. Точнее, Паша спит.
Она проигнорировала мои слова и направилась на кухню. Пёсик, для вида тявкнув, засеменил следом.
Ну я же тихонько. Чего вы сразу. Я на рынок спешила, думаю, занесу. А то купите свой, с нитратами.
Я пошла за ней. Моё утро, единственное в неделе, когда можно было не спешить, рассыпалось на глазах.
Мы бы купили. Или вы бы позвонили, мы бы спустились.
Ирина Борисовна обернулась, и её взгляд стал жёстким, оценивающим. Она скользнула глазами по моей старой футболке, босым ногам и растрёпанным волосам.
Лерочка, ну что за глупости? Зачем вам спускаться? У меня же ключи есть.
Она сказала это так, словно дарила мне величайшее благо. Будто те ключи были не от моей квартиры, а от рая.
Вечером я всё же решилась. Паша смотрел какой-то сериал, лениво почесывая живот.
Паш, нам нужно поговорить о твоей маме.
Он вздохнул, не отрывая глаз от экрана.
Лер, опять? Она же просто укроп принесла.
Она вошла в нашу квартиру в девять утра в воскресенье без звонка. Открыла дверь своими ключами. Это ненормально.
Что тут такого? Она же мама. Не чужой человек.
Я села рядом, взяла пульт и выключила телевизор. Тишина, воцарившаяся после, сделала мои слова ещё громче.
Паша, это наш дом. Наше пространство. Я хочу иметь возможность ходить здесь без одежды, если мне захочется. Хочу просыпаться не от скрипа замка.
Ой, ну какие крайности, он скривился. Без одежды она захотела. Мама же заботится.
Тогда пусть оставляет заботу за порогом. Или хотя бы звонит перед тем, как войти. Давай попросим её вернуть ключи.
Паша вздрогнул, будто его ошпарили.
Ты с ума сошла? Забрать у мамы ключи? Это же оскорбление! Она жизнь на меня положила, а я у неё ключи отберу? Она подумает, что мы её вычеркнули из жизни.
А сейчас она вычёркивает из жизни нас! сорвалась я.
Он смотрел на меня так, будто я предложила ограбить банк. В его глазах был и страх, и полное непонимание. Он не видел проблемы. Для него мама с ключами была чем-то незыблемым, как восход солнца.
А через неделю я проснулась оттого, что в спальне загорелся свет.
Было пять утра.
На пороге стояла Ирина Борисовна в плаще, накинутом поверх ночной рубашки. Она щурилась от яркого света и держала в руке пашин телефон.
Пашенько, ты телефон дома забыл, прошептала она заговорщицким тоном. Я увидела, как вы уехали, а он на тумбочке лежит. Вот, принесла. А то на работе без связи
Я села на кровати, натянув одеяло до подбородка. Сердце колотилось в горле, мешая дышать. Паша что-то сонно пробормотал и повернулся на другой бок.
Свекровь, не обращая на меня внимания, подошла к его стороне кровати и положила телефон на тумбочку. Потом окинула комнату хозяйственным взглядом.
Ох, как-то пыльно у вас, Лерочка. Надо бы протереть.
И с этими словами она вышла. Я услышала, как щёлкнул замок входной двери.
Я сидела под ярким светом и смотрела на спящего мужчину. Он даже не проснулся. Он не понял, что только что произошло. Что границу не просто нарушили её стёрли, затоптав в грязь.
Когда Паша наконец проснулся и я, стараясь говорить как можно спокойнее, рассказала ему о ночном визите, он только отмахнулся.
Лер, ну она же хотела как лучше. Переживала за меня.
Паша, она вошла в нашу спальню. В пять утра.
И что? Она же не голая вошла. Мама не чужой человек.
В тот же день я сама ей позвонила. Руки дрожали, но решимости было больше, чем страха.
Ирина Борисовна, добрый день. Я хотела поговорить про сегодняшнее утро.
Да, Лерочка, слушаю, в её голосе не было ни капли смущения.
Пожалуйста, больше не приходите без звонка. Особенно так рано. Особенно в нашу спальню.
На другом конце провода повисла тяжёлая тишина. Потом раздались слова ледяным тоном, полным возмущения:
Деточка моя, я не понимаю твоих претензий. Я вырастила сына, вложила в эту квартиру деньги, которые копила всю жизнь. Так что запомни: я захожу, когда захочу у меня есть ключи.
Она положила трубку.
Я посмотрела на Пашу. Он стоял рядом и всё слышал. Но отвел глаза.
И ты ничего не скажешь? спросила я, когда долгие гудки стали уже невыносимыми.
Паша пожал плечами, тщательно разглядывая узор на обоях.
А что ты от меня хочешь? Ты её спровоцировала. Нажала на неё. Конечно, она так ответила.
Спровоцировала? Тем, что попросила не врываться в мою спальню?
Ты могла бы сказать это мягче, он наконец взглянул на меня. В его глазах не было поддержки. Только усталость и раздражение. Ты всегда всем недовольна. Мама для нас старается, а ты
Я не стала слушать дальше. Развернулась и ушла в комнату, плотно закрыв дверь.
Тем вечером между нами выросла стена. Он не подошёл, не извинился, не попытался поговорить. Просто лёг спать на диване в гостиной, громко вздыхая.
Наступило затишье. Ирина Борисовна не появлялась неделю. Но её невидимое присутствие ощущалось во всём.
В том, как Паша сжимал губы, когда я предлагала куда-то выйти. В его долгих вечерних разговорах по телефону, на которые он коротко отвечал: “С мамой”.
Я чувствовала себя чужой в собственном доме.
В среду я простудилась. Горло болело так, что трудно было говорить, а голова раскалывалась.
Я взяла больничный и, добравшись домой, решила, что лучшее лекарство горячая ванна. Набрала воду, добавила соль с запахом лаванды и погрузилась, надеясь, что тепло прогонит болезнь.
Я уже почти дремала, когда услышала знакомый звук. Скрип ключа в замке.
Я замерла. Сердце провалилось. Паша? Нет, он ещё должен был быть на работе несколько часов.
Дверь тихо открылась и закрылась. Послышалось шуршание и знакомый тявк.
Ну что, Жужу, сейчас посмотрим, как тут наша Лерочка хозяйствует, пропела свекровь. Опять, наверное, пыль лежит.
Я сидела в ванной, боясь пошевелиться. Вода уже остывала, но я этого не замечала. Слышала, как она ходит по квартире, открывает холодильник, цокает языком.
Так и знала. Пусто. Чем они питаются? Пашенька, наверное, голодный ходит.
Она была в нескольких метрах от меня, за тонкой дверью. Я представила, как она сейчас откроет её, и меня охватил ужас.
Чувство беззащитности было почти физическим. Это должен был быть мой дом, моя крепость. А в неё вошёл “враг”, пока я была беспомощна.
Дождавшись, когда она ушла на кухню, я тихо вышла из ванны, быстро закуталась в халат и осторожно вышла.
Ирина Борисовна стояла посреди гостиной и разглядывала мои книги.
О, Лерочка, ты дома? она даже не смутилась. А я тебе бульончика принесла, куриного, целебного. Паша сказал, ты заболела.
Она указала на банку на журнальном столике.
Спасибо, не нужно было, прохрипела я. Голос едва слушался. Я же просила вас звонить.
Ну что ты, словно чужая? махнула рукой она. Я же помочь хочу! Кто ещё о тебе позаботится? Пашенька работает, деньги зарабатывает, а ты тут одна, больная.
Она подошла ближе, пытаясь коснуться моего лба. Я отшатнулась.
Не надо.
Вечером, когда вернулся Паша, я была полна решимости.
Я рассказала ему всё, не упустив ни одной детали: о своём страхе, об унижении, о банке с бульоном, которая казалась издевательством.
Он выслушал молча. А потом сказал:
Лер, я не понимаю, что с тобой не так. Мама же принесла бульон. Она о тебе заботилась. А ты опять видишь только плохое. Может, дело не в ней, а в тебе?
Ту ночь я долго лежала без сна, уставившись в потолок. Рядом мирно посапывал мой муж. Человек, который должен был быть моей опорой и защитой. Но он сделал свой выбор.
И я сделала свой.
На следующее утро, как только Паша ушёл на работу, я достала телефон. Руки не дрожали. В поиске набрала: “Замена дверных замков. Срочно. Круглосуточно”. И нажала “вызов”.
Мастер приехал через час. Крепкий мужчина с усталыми глазами. Работал быстро и молча. Звук высверливаемого замка звучал для меня музыкой. Каждый резкий скрежет был криком свободы.
Когда он закончил, протянул мне два новых, блестящих ключа.
Вот, хозяйка. Принимай работу.
Я взяла их. Они были тяжёлыми, настоящими. Ключи от моей крепости. Я расплатилась, и дверь за мастером закрылась новым, глухим щелчком. Я повернула замок. Потом ещё раз.
Он работал идеально. Впервые за долгое время я почувствовала себя в безопасности.
Весь день я ждала Пашу, как солдаты в окопе ждут атаки. Приготовила ужин, убрала. Репетировала слова, которые ему скажу.
Он пришёл уставший, бросил портфель на стул.
Привет.
Привет, я подошла и протянула один из ключей. Это твой. Я поменяла замки.
Он удивлённо посмотрел на ключ, потом на меня.
Ты что? Зачем?
Потому что я так решила. Я не хочу, чтобы в наш дом входили без спроса. Никто.
Его лицо налилось гневом.
Ты ты сделала это за моей спиной? Ты выгнала мою маму?
Я защитила нашу семью. И наш дом.
Ты разрушила семью! закричал он. Что я ей скажу?!
Правду. Что её сын вырос и имеет свою жизнь.
Мы кричали друг на друга, и я не отступала.
Я высказала всё: страх, боль, чувство предательства. Он не слышал. Он твердил о долге, об уважении к матери, о моей чёрствости.
И вдруг во время нашей ссоры мы услышали звук.
Скрип. Неуверенный, удивлённый скрип ключа, пытающегося открыть замок. Потом ещё раз. И ещё. Скрип стал злым, резким.
А потом в дверь начали громко стучать.
Паша! Леро! Открывайте! Что с дверью?!
Паша застыл. Посмотрел на меня, потом на дверь, за которой истерично колотилась его мать. Он был загнан в угол.
Стук усилился.
Я знаю, что вы дома! Откройте немедленно! Леро, это твои штучки?!
Паша глубоко вздохнул и подошёл к двери. Я стояла посреди комнаты, сердце замерло. Сейчас всё решится.
Он открыл. Ирина Борисовна, растрёпанная, с лицом, перекошенным от ярости, ворвалась в коридор.
Что ты натворила?! завопила она, указывая на меня. Ты меня выставила за дверь! Меня, которая
Мама, тихо сказал Паша.
Она удивлённо остановилась.
Что “мама”? Ты видишь, что она делает?!
Вижу, он говорил ровно, но в его голосе звучала сталь, которой я никогда не слышала. Вижу, что моя жена вынуждена была пойти на это, потому что её никто не слушал. В первую очередь я.
Он повернулся к ней.
Это наш дом. Мой и Леры. И ты больше никогда не войдёшь сюда без спроса. Поняла?
Ирина Борисовна смотрела на него, разинув рот. Она не верила своим ушам.
Пашенька
Никаких “Пашеньок”. Я взрослый мужчина. И сам решаю, кто и когда приходит в мой дом. А теперь, пожалуйста, уйди.
Он говорил спокойно, но в его словах была такая твёрдость, что она отступила. Бросила на меня полный злобы взгляд, развернулась и ушла.
Паша закрыл за ней дверь на новый замок. Повернулся ко мне. В его глазах блестели слёзы.
Прости меня, прошептал он. Я был слепым.
Он подошёл и обнял меня. И я поняла: я победила. Я не просто замок поменяла. Я вернула себе мужа. Я отстояла нашу семью. И нашу жизнь.