— Мам, нам срочно нужны деньги на новый холодильник! — Виктор ворвался в квартиру без стука, даже не поздоровавшись.
Нина Петровна вздрогнула, едва не уронив чашку с чаем. Она только присела после смены в магазине, ноги гудели так, что хотелось выть.
— Витя, здравствуй хоть… — начала было она.
— Ма, я серьёзно! Старый совсем сдох, продукты портятся. Тридцать тысяч нужно, можешь дать?
Нина медленно поставила чашку на стол. Тридцать тысяч. У неё самой пенсия двенадцать, а зарплата — пятнадцать. И это до того, как она отдала им в прошлом месяце деньги на «детские нужды».
— Витенька, но я же месяц назад…
— Ну мам, это было на другое! — он махнул рукой, будто отгоняя муху. — Ты же понимаешь, у нас дети растут, расходы постоянные.
За спиной Виктора возникла Светлана с двумя рюкзаками и внуками по бокам.
— Нина Петровна, привет! — невестка улыбнулась натянуто. — Мы тут на пару дней к вам Мишу с Катей оставим, ладно? Нам на дачу надо съездить, крышу подлатать.
— Как на пару дней? — Нина растерянно посмотрела на детей. — Я же завтра на работу…
— Ничего страшного, они у бабушки посидят, — Светлана уже стаскивала куртки с внуков. — В холодильнике что-нибудь есть? А то они не ели ещё.
— Там котлеты были… — Нина поднялась, чувствуя, как подкашиваются колени.
— Отлично! — Светлана прошла на кухню, будто это был её собственный дом. — Катюш, Мишань, идите мультики смотрите!
Виктор уселся на диван, положив ногу на ногу.
— Так как с деньгами, мам? До пятницы нужно решить, а то в магазине акция заканчивается.
Нина стояла посреди комнаты и вдруг почувствовала, как накатывает усталость — такая тяжёлая, что хотелось просто упасть и не вставать. Пять лет. Пять лет после смерти Коли она одна, и все эти годы её квартира превратилась в проходной двор.
— Витя, но у меня самой денег нет, — тихо сказала она. — Я на санаторий копила, врач сказал, что суставы…
— Мам, ну серьёзно! — он поморщился. — Какой санаторий? Ты работаешь, получаешь, а мы с ипотекой мучаемся! Дети без холодильника сидят!
С кухни донёсся грохот — Светлана что-то уронила.
— Ой, простите! — крикнула она. — Это тарелка какая-то старая треснула, я новую возьму!
Нина зажмурилась. Та тарелка была ещё от мамы.
— Слушай, мам, — Виктор встал, похлопал её по плечу. — Ты подумай до завтра, хорошо? Нам правда очень надо. Мы же семья, должны друг другу помогать.
Он ушёл через десять минут, даже не допив чай. Светлана унеслась следом, крикнув на ходу:
— В пятницу заберём детей! Вы тут поживите с бабушкой, ладно?
Дверь хлопнула. Нина осталась одна с внуками, которые уже включили телевизор на полную громкость.
Она медленно прошла на кухню. Холодильник был распахнут — Светлана не просто взяла котлеты, она выгребла всё: сыр, колбасу, йогурты, которые Нина купила себе на неделю.
— Бабуль, а пить есть? — Миша выглянул из комнаты.
— Сейчас, внучок, — машинально ответила Нина.
Она налила детям компот, посадила их ужинать, включила мультфильмы. Когда наконец всё стихло и дети уснули в её постели (их-то куда ещё класть?), Нина села на кухне и уронила голову на руки.
В этот момент зазвонил телефон. Алла.
— Сестрёнка, привет! — голос младшей сестры был бодрым и радостным. — Я через три дня к тебе приеду, на месяца два-три. Тут у нас такая жара началась, невозможно! А у тебя всегда прохладно, и погощу заодно.
— Алла, но у меня… — начала Нина, но сестра уже продолжила:
— Ты не против, если я с другом приеду? Познакомились мы тут, хороший мужчина. Ладно, я билеты уже купила, в четверг вечером будем! Целую!
Гудки. Нина положила трубку и посмотрела в окно. Там, в тёмном стекле, отражалась усталая женщина с седыми волосами и опущенными плечами. Ей было пятьдесят восемь, а выглядела она на все семьдесят.
Тихий стук в дверь. Марина, соседка.
— Нин, соли не одолжишь? — она зашла и сразу присмотрелась. — Что случилось?
— Да так… — Нина попыталась улыбнуться. — Внуки приехали.
Марина оглядела квартиру: разбросанные игрушки, грязные тарелки, распахнутый холодильник.
— И долго погостят?
— До пятницы.
— А Виктор с Ленкой где?
— На даче. Крышу чинить.
Марина присела за стол, внимательно разглядывая подругу.
— Нина, а ты знаешь, что у тебя есть право на собственную жизнь? — она говорила тихо, но очень серьёзно. — Или ты думаешь, что родилась прислугой для всех?
Нина молчала. Слова застряли в горле вместе с комом, который не давал дышать.
— Ты когда последний раз для себя что-то делала? — не отставала Марина. — Когда в кино ходила? Когда новое платье купила?
— Мне и старого хватает…
— Вот именно! — Марина стукнула ладонью по столу. — А Витька твой на какой машине ездит? На новой! А Светка ногти где делает? В салоне! За твои деньги!
— Маринк, не надо…
— Надо! — соседка встала. — Посмотри на себя. Ты на ногах не стоишь, а они тебя как бесплатный отель используют!
Она ушла, хлопнув дверью чуть тише, чем хотелось бы. Нина осталась сидеть в тишине, слушая, как тикают старые часы на стене.
Где-то в глубине души что-то щёлкнуло. Тихо, почти неслышно. Но щёлкнуло.
Утром Нина проснулась на диване. Миша дрыгал ногами во сне и попал ей прямо в бок — пришлось уступить кровать внукам. Спина ныла, в висках стучало.
— Бабуль, а завтракать? — Катя уже стояла рядом, сонная, с растрепанными волосами.
— Сейчас, милая, — Нина с трудом поднялась.
На часах семь утра. Через час на работу. Она быстро сварила кашу, накормила детей, оделась. Соседка Тамара согласилась приглядеть за внуками — спасибо хоть ей.
В магазине директор посмотрел на Нину и поджал губы:
— Петровна, вы как минимум на больничный идите. У вас лицо серое.
— Ничего, Михаил Степаныч, нормально я…
— Вот когда упадёте у прилавка, тогда что? — он вздохнул. — Идите к врачу хоть.
Нина отработала смену, превозмогая головокружение. Вечером забрала внуков от Тамары, купила им мороженое на последние деньги, накормила ужином. Когда дети наконец уснули, она рухнула на диван и закрыла глаза.
Пять лет назад, когда умер Коля, всё было по-другому. Виктор тогда казался опорой — приезжал, помогал с документами, говорил: «Мам, ты не одна, мы рядом». Она так благодарна была, что отдала ему ключи от квартиры. «Чтоб ты всегда мог зайти, сыночек».
Алла тоже выпросила комплект: «Сестрёнка, вдруг тебе плохо станет, я же приеду сразу!»
Сначала они правда помогали. Виктор приносил продукты, Алла приезжала и убиралась. Но постепенно всё изменилось.
Виктор начал «забегать» за деньгами. Сначала по мелочи — тысячу, две. Потом суммы росли. «Мам, нам на коляску», «мам, нам на лечение Мишки», «мам, срочно нужно». Нина отдавала всё, что было. Он обещал вернуть, но ни разу не вернул.
Алла превратила квартиру в свою дачу. Приезжала на месяцы, раскладывала вещи по всем шкафам, готовила так, что потом Нина три дня отмывала кухню. Однажды Нина робко заметила: «Аллочка, может, ты хоть немного за продукты…»
— Ты чего, сестра? — Алла аж обиделась. — Мы же родные! Я тебе в детстве последнюю конфету отдавала!
Нина замолчала тогда. И молчала дальше.
Светлана быстро поняла, что свекровь — удобный бесплатный ресурс. Детей оставляла без предупреждения, продукты брала, не спрашивая, вещи свои хранила в Нининых шкафах. «Ну что ты, мама, это ж мелочи!»
Три года назад Нина начала копить на санаторий. Врач сказал строго: «Нина Петровна, у вас суставы, давление, нервы. Вам надо лечиться, иначе будете лежать».
Она складывала по тысяче в месяц в конверт, прятала за старым сервантом. К концу года накопила восемнадцать тысяч.
А потом Виктор пришёл с красными глазами: «Мам, у нас ипотеку не дают, не хватает для первого взноса. Ты мне поможешь? Я верну через полгода, честно!»
Она отдала. Все восемнадцать. Он не вернул.
Она начала копить заново. Накопила двенадцать. Алла заболела — приехала без денег, лечилась за Нинин счёт. Деньги ушли.
В третий раз она собрала десять тысяч. Светлана попросила «в долг на месяц» — сломался телефон. Не вернула.
Нина перестала копить. Зачем, если всё равно заберут?
Она лежала на диване, и в голове крутилась фраза Марины: «Ты знаешь, что у тебя есть право на собственную жизнь?»
Право. На собственную. Жизнь.
Звучало как что-то далёкое, несбыточное. Как путёвка в санаторий. Как новое платье. Как спокойный вечер без чужих детей на шее.
Нина открыла глаза. В темноте комнаты блестели металлом дверные петли. И вдруг она подумала о замках. О том, как у всех есть ключи от её квартиры. От её жизни.
А у неё самой ключей от собственной жизни нет.
На телефоне пришло сообщение от Виктора: «Мам, ну как с деньгами? Решила?»
Нина посмотрела на экран долго, потом выключила телефон и положила под подушку.
Завтра. Завтра она примет решение.
Пятница не принесла облегчения. Виктор позвонил вечером:
— Мам, слушай, мы не успеваем заехать. Оставь детей ещё на выходные, ладно? В понедельник точно заберём.
— Витя, но я же…
— Мам, ну что ты! Им же у бабушки хорошо! Целую, пока!
Гудки. Нина стояла с трубкой в руке, чувствуя, как внутри всё сжимается в тугой узел.
В субботу утром позвонили в дверь. Алла. С огромными чемоданами и мужчиной лет пятидесяти в кожаной куртке.
— Сестрёнка! — Алла расцеловала Нину в обе щеки. — Вот, это Геннадий. Гена, это моя сестра, я тебе рассказывала!
Геннадий молча кивнул и потащил чемоданы внутрь.
— Аллочка, но ты же говорила, в четверг… — растерянно начала Нина.
— Ой, ну раньше получилось! Что, разве плохо? — Алла уже прошла в комнату. — О, у тебя внуки! Мишенька, Катюша, здравствуйте!
Геннадий устроился на балконе с сигаретой. Нина хотела сказать, что она не любит, когда курят, но слова застряли в горле.
— Сестрёнка, а перекусить чем-нибудь можно? — Алла распахнула холодильник. — Совсем пустой! Ты что, не готовишь теперь?
— Я… вчера не успела в магазин…
— Ну ничего, я сейчас что-нибудь сварганю! — Алла начала выгребать остатки продуктов.
К вечеру квартира превратилась в филиал вокзала. Детские игрушки, чемоданы Аллы, вещи Геннадия, который устроился на диване с пивом и включил футбол на весь дом.
Нина забилась на кухне, пытаясь найти место для чайника среди посуды.
В воскресенье она решила привести в порядок хоть свой шкаф. Открыла — и застыла. Её вещи были скомканы и запихнуты на верхнюю полку. Внизу висели платья Аллы.
— Аллочка… — Нина вышла в комнату, стараясь говорить спокойно. — Почему мои вещи…
— А, это! — Алла отмахнулась. — Ну места же не хватало! Ты не обидишься? Мы ненадолго, подвинься немножко!
— Но это мой шкаф…
— Господи, Нина, ну что ты как маленькая! — Алла поморщилась. — Мы же сёстры! Не жадничай.
Нина вернулась в спальню. Руки дрожали, когда она стала вытаскивать свои вещи с верхней полки. Старый свитер, джинсы, блузка…
А где шкатулка?
Та самая, резная, в которой лежали мамины золотые серьги. Единственное, что осталось от матери.
Нина перерыла весь шкаф. Потом комод. Потом прикроватную тумбочку.
Ничего.
— Алла! — она вышла в комнату, и голос её дрогнул. — Ты не видела шкатулку? Маленькую, деревянную?
— Какую ещё шкатулку? — Алла смотрела футбол вместе с Геннадием.
— Там серьги были. Мамины.
— Не видела я никаких серёжек, — Алла даже не повернула головы.
Нина обыскала всю квартиру. Шкатулки не было.
Она села на кухне, уставившись в пустоту. Последнее, что связывало с мамой. Пропало. В собственном доме.
Стук в дверь. Марина зашла без приглашения, увидела лицо Нины — и всё поняла.
— Что случилось?
— Серьги… мамины… пропали…
Марина присела рядом, взяла за руку.
— Сколько ещё ты будешь терпеть? — она говорила тихо, но жёстко. — Они тебя сжирают заживо! Ты посмотри на себя!
— Но это же моя семья…
— Семья?! — Марина не выдержала. — Они даже спасибо не говорят! Ты для них банкомат и бесплатная прислуга! Когда ты последний раз спала в своей постели? Когда ела нормально? Когда хоть час была одна?
Нина молчала. Внутри нарастало что-то страшное — то ли ярость, то ли отчаяние.
— У моей подруги так же было, — продолжала Марина. — Сын с женой на шею сели, она их кормила, поила, деньгами снабжала. Знаешь, чем кончилось? Инсульт. В пятьдесят семь лет. Еле откачали.
— Я не хочу никого обижать…
— А себя? — Марина встала. — Себя обижать можно? Иди к врачу. Сейчас же. Посмотри, что с тобой стало.
В понедельник утром Нина пошла в поликлинику. Врач намотал манжету тонометра, посмотрел на цифры — и нахмурился.
— Сто восемьдесят на сто десять. Нина Петровна, это критично.
— Я… понимаю…
— Вы не понимаете, — врач снял очки, посмотрел в глаза. — У вас нервное истощение. Ещё немного — и будете лежать. Вы должны что-то менять
— Вы не понимаете, — врач снял очки, посмотрел в глаза. — У вас нервное истощение. Ещё немного — и будете лежать. Вы должны что-то менять. Срочно. Или вы меняете свою жизнь, или через год я не гарантирую, что вы вообще будете ходить. Выбирайте.
Нина вышла из поликлиники как в тумане. Рецепт на лекарства сжимала в руке — таблетки стоили три тысячи. Последние деньги до зарплаты.
Дома её встретил погром. Геннадий что-то готовил на кухне, весь стол был в муке и яичной скорлупе. Алла красила ногти на диване. Миша с Катей орали у телевизора.
— Нин, ты пришла! — Алла помахала рукой с растопыренными пальцами. — Слушай, мы тут подумали — может, ты нам копии ключей сделаешь? А то неудобно каждый раз звонить!
— Копии? — Нина медленно повесила куртку.
— Ну да! Гена говорит, может, нам сюда на лето переехать совсем! У тебя же места много, в твоей-то однушке…
— У меня двушка, — машинально поправила Нина.
— Вот-вот! Места полно! Ты же не против? Мы родная кровь!
Нина прошла в ванную, закрыла дверь. Посмотрела на своё отражение в зеркале. Серое лицо, красные глаза, опущенные плечи. Чужая женщина.
«Или вы меняете свою жизнь, или…»
Она вышла, взяла телефон и набрала номер Виктора.
— Мам, привет! Слушай, насчёт детей — можешь ещё пару дней?
— Нет, — ровно сказала Нина. — Не могу. Забирай сегодня.
— Как это не можешь? У нас же дела!
— У меня тоже дела, Виктор. Через час жду.
Она положила трубку, не дослушав его возмущённых протестов.
Потом открыла ноутбук и вбила в поиск: «замена замков в квартире».
Первая же фирма обещала приехать в течение часа.
— Алла, — Нина вышла в комнату, и голос её звучал неожиданно твёрдо. — Вам нужно съехать. Сегодня.
— Что?! — Алла выронила пилочку.
— Я меняю замки. И больше никому не даю ключи. Это мой дом, и я больше не хочу жить вот так.
— Ты с ума сошла! — Геннадий поднялся с дивана.
— Нет, — Нина посмотрела ему прямо в глаза. — Я наконец пришла в себя.
Алла вскочила, лицо её покраснело:
— Да как ты смеешь! Я твоя сестра!
— И именно поэтому ты должна была уважать моё пространство. А ты превратила мою квартиру в гостиницу. Собирайте вещи.
— Мы никуда не уйдём!
— Уйдёте, — Нина взяла телефон. — Или я вызову полицию. У вас нет права здесь находиться без моего согласия. А я согласия больше не даю.
Через двадцать минут Виктор забрал детей, бурча что-то про «неблагодарную мать». Через час Алла с Геннадием, громыхая чемоданами, покинули квартиру.
— Ты пожалеешь! — бросила напоследок Алла. — Останешься одна как перст!
Дверь захлопнулась.
Мастер по замкам уже поднимался по лестнице.
Нина стояла посреди пустой квартиры и вдруг почувствовала — тишину. Настоящую, звенящую тишину.
Впервые за много лет.
Новые замки блестели в дверном проёме, когда мастер заканчивал работу.
— Готово, — он протянул Нине комплект ключей. — Надёжные, импортные. Не вскроешь просто так.
Нина взяла ключи, и они показались неожиданно тяжёлыми. Как будто она держала в руках не металл, а что-то гораздо более важное.
— Спасибо.
Вечером она сидела на кухне с чаем, когда в дверь забарабанили. Резко, требовательно.
— Мам, открывай! — голос Виктора. — Что за ерунда, ключ не подходит!
Нина медленно подошла к двери, накинула цепочку и приоткрыла створку.
— Здравствуй, Витя.
— Что случилось? Почему мой ключ не работает?!
— Я сменила замки, — ровно сказала Нина. — Теперь приходите по звонку и по приглашению.
— Ты что, издеваешься?! — за спиной Виктора возникла Светлана с пакетами. — Нина Петровна, мы к вам детские вещи привезли оставить, шкаф забит!
— Нет, — Нина посмотрела на невестку. — Больше не оставляйте. Я не склад.
— Мам! — Виктор попытался толкнуть дверь, но цепочка держала. — Ты совсем того?! Открой немедленно!
— Не открою. У меня выходной. Хотите поговорить — звоните заранее и договаривайтесь о встрече.
— Да ты обалдела! — заорала Светлана. — Это что, теперь в свою квартиру по записи?!
— В мою квартиру — да, — Нина почувствовала, как внутри крепнет что-то твёрдое, несгибаемое. — Это мой дом. И я больше не хочу, чтобы сюда входили когда вздумается.
Шум на лестнице. Алла поднималась с новыми чемоданами.
— Нина! — она запыхалась, увидев Виктора. — Слава богу, ты дома! Слушай, мы с Геной решили, что зря вчера уехали. Давай мириться!
— Нет, — коротко бросила Нина.
— Как это нет?! — Алла возмутилась. — Я твоя сестра!
— Моя сестра, которая украла мамины серьги, — тихо, но отчётливо сказала Нина.
Повисла тишина.
— Я ничего не крала! — лицо Аллы залилось краской. — Ты с ума сошла!
— Ага, сами испарились, — Виктор неожиданно поддержал мать. — Тётя Алла, это перебор.
— Заткнись! — огрызнулась Алла. — Тебе-то что, ты её годами дои… то есть, помогаешь!
— Правильно, доите, — Нина сняла цепочку и распахнула дверь настежь. — Все вы меня доите. Годами.
Они втроём столпились на пороге, и в этот момент Нина увидела их будто со стороны: жадные, наглые, привыкшие брать, не отдавая ничего взамен.
— Ты обязана нам помогать! — Виктор шагнул вперёд. — Я твой сын!
— И что с того? — Нина не отступила. — Это даёт тебе право обобрать меня? Забирать последние деньги? Я отдала тебе на ипотеку восемнадцать тысяч — где они?
— Я… я их потратил на семью!
— На свою семью! А я что, не семья?! Я три года копила на лечение! Врач сказал — суставы, давление, нервы! А у меня даже на таблетки денег нет, потому что ты всё забираешь!
— Мам, ну это же мелочи…
— Мелочи?! — Нина сделала шаг вперёд, и Виктор непроизвольно отступил. — Мелочи — это то, что я сплю на диване, когда у вас дети ночуют? Мелочи — это то, что я ем раз в день, потому что Светка выгребает холодильник? Мелочи — это то, что у меня давление сто восемьдесят?!
— Ну ты же справляешься… — пробормотала Светлана.
— Я не справляюсь! — голос Нины сорвался. — Я еле живая хожу! Мне пятьдесят восемь, а я выгляжу на семьдесят! Потому что вы из меня все соки выжали!
— А я? — Алла попыталась оттеснить Виктора. — Я тебе в детстве конфеты отдавала!
— В детстве! — Нина развернулась к сестре. — Сорок лет назад! И за это ты считаешь, что можешь жить в моей квартире годами? Приводить сюда мужиков, которые курят на моём балконе? Красть мамины серьги?!
— Я не крала!
— Врёшь! — Нина шагнула к ней вплотную. — Они пропали, когда ты разбирала шкаф! И не возвращайся, пока не вернёшь!
— Да пошла ты! — Алла плюнула на пол. — Жадина! Всегда такой была!
— Я жадина?! — Нина засмеялась, и смех этот был горький, как полынь. — Я, которая последнюю рубашку отдавала?! Вы — жадные! Все трое! Вы обобрали меня, высосали, выжали — и всё мало!
— Мы — семья! — Виктор попытался взять мать за руку. — Семья должна помогать друг другу!
Нина выдернула руку.
— Семья? — она посмотрела на каждого из них по очереди. — Семья не крадёт последние серьги. Семья не оставляет больного человека без сил и денег. Семья не превращает родного человека в прислугу. Вы знаете, когда я последний раз спала в своей кровати? Месяц назад! Когда я покупала себе одежду? Два года назад! Когда я ела досыта? Не помню!
— Ну мам… — Виктор растерялся.
— Я вам больше не банкомат, — Нина выпрямилась, и в этот момент она казалась выше всех них. — Не няня. Не склад. Не гостиница. Это мой дом, и теперь я здесь хозяйка. Одна. Без вас.
— Ты пожалеешь! — Алла схватила чемодан. — Останешься одна, сдохнешь в одиночестве!
— Лучше одной, чем с вами, — спокойно сказала Нина и шагнула назад, в квартиру.
Она закрыла дверь. Защёлкнула новый замок. Прислонилась спиной к двери и медленно сползла на пол.
За дверью ещё минуту кричали, топали, грозили. Потом стихло.
Нина сидела на полу в прихожей и вдруг поняла — она свободна.
Впервые за пять лет.
Неделя прошла в тишине. Нина ходила на работу, возвращалась домой — в свой дом, где никто не ждал её с требованиями. Она спала в своей кровати. Ела когда хотела. Смотрела что хотела по телевизору.
И высыпалась. Впервые за годы.
Марина зашла в среду с пирогом:
— Ну как ты?
— Странно, — призналась Нина. — Тихо так. Непривычно.
— Зато спишь нормально?
— Да, — Нина улыбнулась. — Представляешь, давление упало до ста сорока. Врач сказал — продолжай в том же духе.
— Вот видишь, — Марина налила чай. — А ты боялась.
Виктор звонил каждый день. Сначала ругался, потом просил, потом пытался давить на жалость: «Мам, дети скучают». Нина отвечала коротко: «Приводите их в парк, погуляем».
В субботу они встретились на детской площадке. Миша с Катей радостно кинулись к бабушке, Виктор со Светланой стояли в стороне.
— Мам, может, зайдём к тебе? — несмело спросил Виктор.
— Нет, — Нина присела на скамейку. — Давайте здесь посидим.
Час прошёл в неловком молчании. Виктор несколько раз пытался заговорить о деньгах, но Нина обрывала:
— Не надо, Витя.
Они разошлись молча.
В воскресенье вечером позвонили в дверь. Нина посмотрела в глазок — Светлана. Одна.
— Нина Петровна, можно? — невестка выглядела растерянной. — Мне нужно поговорить.
Нина открыла, не снимая цепочки.
— Я… я не знала, что вам так тяжело, — Светлана комкала в руках платок. — Виктор говорил, что вы рады нам помогать. Что вы сами предлагаете.
— Я не умела отказывать, — тихо сказала Нина. — Боялась обидеть.
— А мы пользовались, — Светлана подняла глаза. — Я понимаю. Простите.
— Светлана, я устала говорить «нет», — Нина сняла цепочку, впустила невестку. — Вы услышали только тогда, когда я сменила замки.
Они сели на кухне. Светлана молчала, потом вдруг спросила:
— А можно мы… как-то исправимся? Попробуем по-новому?
— Можно, — Нина налила чай. — Но по-новому. С уважением к моему пространству. К моему времени. К моему кошельку.
— Виктор не понимает пока, — Светлана вздохнула. — Злится. Но я поговорю с ним.
— Это его выбор, — Нина пожала плечами. — Я своё решение приняла.
Светлана ушла через полчаса. Нина проводила её до двери, закрыла на новый замок.
Села за стол, где лежала брошюра санатория. Рядом — стеклянная банка, в которую она вчера положила первую тысячу. Начала копить снова.
На телефоне пришло сообщение от Виктора: «Мам, можно завтра зайти? Поговорить нормально?»
Нина посмотрела на экран долго. Потом набрала: «Приходи в шесть вечера. Одни.»
Отправила.
Встала, подошла к окну. За стеклом светились огни города, где-то там жили её сын, сестра, люди, которые годами считали её удобным приложением к собственной жизни.
Но теперь всё изменилось.
Она повернулась, посмотрела на квартиру. Свою квартиру. Пустую, тихую, спокойную. На столе — банка с деньгами. На двери — новые блестящие замки.
На крючке в прихожей висел единственный комплект ключей.
Её ключи. От её жизни.
Нина взяла их в руку, ощутила прохладный металл. Сжала в ладони.
И впервые за пять лет улыбнулась — свободно, легко, без страха и вины.
«Может, я и жёсткая мать. Может, и эгоистка, как они говорят. Но я наконец стала хозяйкой собственной жизни. И эти замки — не для того, чтобы кого-то выгнать. Они для того, чтобы впустить только тех, кто действительно уважает меня. А не использует.»
Она положила ключи на полку, рядом с фотографией, где она с Колей стояли молодые и счастливые.
— Прости, дорогой, — тихо сказала она мужу на снимке. — Но я больше не могла. Я хочу жить.
И закрыла дверь спальни за собой — в свою спальню, в свою постель, в свою жизнь.
Где ключи были только у неё.