— Семён, ну потерпи ещё немного, я вот-вот освобожусь, — сказал в трубку Василий Андреевич, при этом стараясь говорить как можно мягче и ласковее. — Не скучай там без меня, хорошо?
Он аккуратно положил телефон на стол и улыбнулся. Хотя внешне он был человеком строгим, с резкими чертами лица и тяжёлым взглядом, но внутри душа его была совсем не такой суровой, какой казалась со стороны. Он знал: внук прекрасно обходится один. Семён уже научился смотреть фильмы, читать книги, даже готовить себе что-то простенькое — макароны по-флотски или омлет. Но всё равно звонил иногда, говорил, что соскучился… И хотя Василий понимал, что это своего рода игра, способ ребёнка выразить свои чувства, сердце его всё равно теплело от этих разговоров. Он подыгрывал, успокаивал, уговаривал не грустить.
Два года прошло, как Сёмка живёт с ним. Два долгих года, полных боли, потерь и медленного восстановления жизни.
Помнил он тот день, когда привёз внука домой. Тогда ему казалось, что мир окончательно развалился. Сам он еле держался на ногах, будто бы несколько раз умер и воскрес, чтобы снова начать жить. Но делать было нечего — выбора не оставалось. Всё, что уцелело после трагедии, — это шестилетний мальчишка с пустыми глазами, потерянный в собственных мыслях.
Трагедия случилась в ту проклятую ночь, когда родители Семёна — сын Василия Андреевича Миша и его молодая жена — возвращались из гостей. Они вызвали такси, хотели всего лишь добраться до дома. Но почти у самого подъезда в их машину влетела другая — на бешеной скорости, управляемая пьяным юнцом. Удар был страшным. Из всех троих в живых остался только Семён. Маленький, хрупкий, словно сломанная игрушка. Как он выжил? Одним словом — чудо. Врачи скорой помощи, видевшие за свою жизнь многое, только качали головами: «Ангел-хранитель прикрыл крылом». Машина была буквально разорвана на куски, а Сёмка вышел почти невредимым — пара царапин и всё. И то, возможно, получил их уже при извлечении из салона.
Жена у Василия ушла из жизни давно — когда сыну было шестнадцать лет. Потом он стал опекуном Миши, потом — Семёна. Время шло, но горе не отпускало. После гибели сына и невестки Василий чуть не опустил руки. Мысли терялись в хаосе: «За что? За что нам такое?!» Но однажды он взглянул в глаза внука — пустые, как зимнее небо над заброшенным парком, — и понял: если он сейчас сломается, то Сёмка останется совсем один. А этого допустить нельзя. Нельзя.
Месяцы прошли. Только спустя полгода Семён начал вести себя как обычный ребёнок. Молчаливый, задумчивый, но всё же становился похож на себя. Василий вернулся к работе. Первое время рядом с мальчиком была соседка Нина Петровна, женщина добрая, с материнским сердцем. Она помогала, поддерживала, следила, чтобы Сёмка не оставался один. Потом, когда мальчик стал самостоятельнее, она просто заглядывала к ним — проверить, накормить, посмотреть, как дела.
Нина Петровна была хорошей женщиной, но одной своей особенностью она частенько выводила Василия из равновесия — пыталась его женить. То невест каких-то приводила, то намёками сыпала. Василий сначала не мог понять, почему вдруг вокруг него стало так много внимательных дамочек.
— Ну что, Вась, никто не приглянулся? — спросила она как-то.
И тогда он понял. Рассмеялся:
— Ты что, Нин Петровна, решила меня замуж выдать?
Бабуля насупилась:
— А что смешного? Мужик молодой, здоровый, а всё как бобыль… Негоже так! Может ведь кому-то счастье принести, да и сам не помрёт в одиночестве!
Василию пришлось пообещать, что будет «присматриваться к женщинам», лишь бы соседка отстала. Но Нина Петровна оказалась не единственной, кто обратил на него внимание. Другие женщины сами начинали флиртовать. От этого он даже уволился из больницы, перешёл в патологоанатомы. Может быть, раньше надо было сделать этот шаг, но после смерти жены и детей эти заигрывания стали его раздражать.
Ему было всего пятьдесят. Сына он родил в девятнадцать, внука — в тридцать девять. Так что возраст был ещё ничего. Занимался спортом, руки были из правильного места, выпить мог — но только по большим праздникам.
Смена подходила к концу. Было тихо — тех, кого привозят вечером, принимала уже другая бригада. Василий вышел покурить. Хорошо было — весна только начиналась, воздух пах чем-то свежим, новым.
У дверей сидел огромный пёс. Он смотрел так тоскливо, что душа переворачивалась.
— Что, друг, привезли кого-то из твоих? Не грусти, брат… Бывает. Иди домой, иди…
Пёс вздохнул, будто человек, отошёл на пару шагов и снова сел.
Через час Василий вышел снова — пора было уходить домой. Пёс всё ещё был на месте, только теперь повизгивал тихонько, будто просился внутрь. Странное поведение. Собаки ведь чувствуют смерть заранее. Почему так нервничает?
— Коль! А кого нам привезли? Чья собака?
Молодой санитар, который готовился поступать в медицинский, сразу ответил:
— Женщину нашли на улице. Без документов. Видимо, с собакой гуляла и…
— Где она?
— Вон там, ещё не увезли. Петрович скоро осмотрит и решит.
Петрович — сменщик Василия — всегда начинал работу с чашки горячего чая.
Василий подошёл к женщине. На вид лет сорок. Лицо чистое, никаких явных травм, и… странно, но не выглядела она мёртвой.
Он взял её за руку и вздрогнул:
— Вы что?! Да она же жива!
Санитар Игорь чуть в обморок не упал.
— Бегом в скорую! И Петровича сюда!
Василий бросил рюкзак, скинул куртку. Пульс был — слабый, но был!
Петрович прибежал, сразу включился в дело:
— Эх, засланец у нас! Ну ничего, щас мы тебя к живым вернём! Что удумала-то, а?
Через пару минут примчалась скорая. Те же врачи, что привезли женщину. По их лицам было видно, что они тоже не ожидали такого поворота.
— Ну как так-то?! Давление было на нуле!
Женщину обвешали капельницами, подключили к аппаратам. Василий и Петрович проводили врачей до машины. Пёс радостно прыгал, лаял.
Когда скорая уехала, Василий присел перед собакой:
— Молодец, ты, кажется, спас ей жизнь. Теперь главное — дождаться, когда она поправится. А что с тобой делать?
Пёс посмотрел внимательно, склонив голову набок. И Василий неожиданно для себя предложил:
— Пойдёшь ко мне? У меня внук Сёмка, он собак обожает. А как хозяйка окрепнет — вернём тебя.
Пёс вильнул хвостом и гавкнул — будто согласился.
«Да ладно, — подумал Василий. — Умные, конечно, но не настолько же!»
Оказалось — именно настолько.
Жил он недалеко — пятнадцать минут пешком. Собака шла рядом, почти к ноге прижавшись, даже не оглядывалась по сторонам.
— Сёма! Я пришёл! И не один!
Внук выбежал из комнаты, увидел пса — глаза загорелись:
— Деда!
— Знакомься. Пока не знаю, как зовут, но собака очень умная.
— А где ты его взял?
Семён подошёл, обнял пса за шею. Василий напрягся — всё-таки чужая собака. Но пёс лизнул мальчика в лицо и вильнул хвостом.
— Целая история получилась. Давай ужинать, заодно гостя покормим. Чует моё сердце — голодный он.
Пёс поел немного, попил воды и уставился на Василия.
— Чего-то хочет…
— Дед, он спрашивает, где ему лечь можно!
— Ух ты!
Василий достал плед, сложил его вчетверо и положил у кресла. Пёс лег, положил морду на лапы.
— Дед, он грустит…
— Ещё бы не грустить — чуть хозяйку не потерял.
Рассказал внуку всё, что произошло. Сёма сел рядом с псом на пол:
— Ты не переживай. Твою хозяйку обязательно вылечат!
Пёс положил голову ему на колени и вздохнул — совсем как человек.
Утром Василий пошёл на пробежку — взял пса с собой.
— Как же тебя звать-то? Давай будешь просто Друг?
Пёс негромко гавкнул — понимал, что Сёму будить нельзя.
По пути он зашёл в магазин — купил поводок, корм, миски. А к обеду по просьбе внука взял телефон. Через полчаса узнал, где находится хозяйка собаки. Позвонил знакомому доктору.
— Василий! Слышал о твоём подвиге!
— Да какой там подвиг… Это врачи молодцы.
— Слушай, случай уникальный! Сахар упал почти в ноль, плюс сердечный приступ. Практически никакой жизнедеятельности…
— А сейчас как?
— Вась, ты меня знаешь — такие случаи я обожаю! Она у меня ещё побегает! В сознании уже, на капельницах, конечно, но опасность миновала. Слушай, а про собаку её ничего не знаешь? Только и твердит: «Друг, Друг…» Переживает сильно.
— Скажи, чтоб не волновалась. Собака у меня, как поправится — заберёт.
— Вот ты молодец! Знаешь что — приезжайте навестить. Сёмка с собакой погуляет, а ты расскажешь. Осторожно приподнимем её на кровати — пусть в окно посмотрит, успокоится.
— Дед, а мы когда поедем к этой тёте? Надо спросить, что Друг любит больше всего!
— Завтра и поедем. У меня выходной.
Когда Василий вошёл в палату, женщина повернула голову. Её глаза были ярко-зелёными, глубокими, полными боли и света.
— Здравствуйте…
— Привет. Я тот самый Василий, у которого ваша собака.
Глаза её потеплели:
— Вы… Вы человек с большой буквы! Я только ради Друга и живу. Это собака моего сына… А он год назад погиб.
— Вот как… У меня тоже. Сын и невестка. А Друг ваш с моим внуком подружился — Сёмкой. Они сейчас во дворе гоняются.
Женщина вздохнула:
— Вот ведь как бывает… Я жить не хотела. Совсем одна. Но никому не нужен был взрослый пёс. Пришлось жить… А тут… Забыла лекарство принять. Пошла на кладбище, стало плохо. Думала — дойду. Очнулась здесь, а Друга нет… Господи, если б с ним что случилось! Не знаю, как бы я сыну потом в глаза смотрела…
— Не подумайте, я не сумасшедшая. Просто легче думать, что когда-нибудь там встретимся…
Василий приходил к Марине в следующие выходные. И ещё через неделю. Когда ей разрешили выйти во двор, он лично вывез её на инвалидной коляске.
Что творилось! Друг от радости скакал так, что все вокруг смеялись. Но к хозяйке подходил осторожно — положит голову на колени, отойдёт, и только потом снова начинает прыгать.
— Дед, а как же тётя Марина дома одна будет? Она ведь ещё слабенькая…
Василий смущённо посмотрел на внука.
— И какие предложения?
— Ну… Мы могли бы пригласить её к нам пока. То ты присмотришь, то я с Другом. Пока не окрепнет…
«Спасибо тебе, Сёмка», — подумал Василий.
— Не знаю, согласится ли…
— Дед, ну так ты поговори! Строго, как умеешь! Чтобы согласилась!
Марина улыбалась смущённо:
— Ну как же так… Мы ведь чужие люди, а вы берёте на себя такую обузу…
— Марина, не говорите глупостей! Какая обуза? Это вы ещё не знаете, как с нами тяжело!
— С вами? Да я никогда не встречала людей лучше!
Оба замолчали, улыбаясь.
— Марина… Я человек прямой, привык говорить как есть. Я бы хотел, чтобы ты к нам переехала. Навсегда.
— Это как?
— А так. Понимаешь всё, конечно. Только мне ведь сорок шесть…
— И что? Мне пятьдесят.
Когда об этом узнала баба Нина, она сразу заявила:
— Вот, Вась, можешь же! А ну погляди — какая! Такая тебе и нужна!
А когда Марина полностью поправилась, они вчетвером поехали на море — в отпуск, и тихо отметили свадьбу.