Вселенная, казалось, подстроилась под ее настроение. Даже пылинки, танцующие в луче света, падавшем из прихожей, кружились в каком-то особом, праздничном вальсе. София, прежде чем выйти из квартиры, на секунду задержалась у зеркала. В ее глазах плескалось счастье, настоящее, щемящее, от которого перехватывало дыхание.
Вчерашний поход в парикмахерскую оказался не напрасным: темно-каштановое каре идеально обрамляло лицо, делая черты утонченнее. Сегодня утром она, обычно скуповатая на косметику, потратила время на легкий, почти акварельный макияж. С помощью хайлайтера и корректора она смягчила линию носа, который всегда казался ей слишком длинным, а пухлые, чувственные губы подчеркнула нежной розовой помадой с перламутром. Она улыбнулась своему отражению — незнакомой, но сегодня такой счастливой и, ей казалось, даже симпатичной девушке.
Двадцать восемь. Цифра, которая у многих вызывает панику, но только не у нее. Сегодня она чувствовала не возраст, а невесомость бытия. Родители разбудили ее еще на рассвете восторженными звонками, пообещав вечером вручить не просто подарок, а нечто «особенное». Сердце трепетало в предвкушении.
«Какой же сегодня дивный день, — ликовал ее внутренний голос. — И сон был волшебный, легкий, и солнце за окном играет на стеклах соседних домов, будто дарит всему миру алмазные блики».
На работу она не шла, а буквально парила над землей, хотя в одной руке с трудом умещался огромный короб с эклеровым тортом «Прага», купленный накануне в ее любимой кондитерской, а в другой болтался пакет с бутылкой итальянского Просекко и двумя коробками рафаэлло — по сложившейся в их дружном отделе традиции, после работы все собирались на часовое чаепитие, чтобы отметить именинника.
София с юности считала себя серой мышкой, ничем не примечательной, заурядной. Одевалась скромно, в нейтральных, приглушенных тонах, будто стараясь раствориться в толпе, стать частью интерьера. Этот комплекс, эта тень, живущая в подсознании, тянулась корнями еще в школьные годы, когда одноклассницы уже вовсю кокетничали с мальчишками, а она одна сидела в библиотеке, погруженная в книги о дальних странах. Кто внушил ей эту мысль о собственной некрасивости? Учительница? Подруга? Одноклассник? Она уже и не помнила. Это чувство стало частью ее, как цвет глаз или оттенок волос.
Подъехал автобус. Она осторожно, оберегая торт как хрустальную реликвию, протиснулась в салон, забитый спешащими людьми. Чудом оказалось свободное место у окна. С облегчением выдохнув, она приземлилась на сиденье, водрузив драгоценную ношу на колени.
«О, удача! — пронеслось в голове. — Видимо, и правда, сегодня мой день. День, когда все будет по-другому».
Она улыбнулась собственным мыслям, солнцу, заливавшему улицу золотом, и даже суровому водителю в зеркале заднего вида. Ей нравилось все в это утро: знакомые улицы, проплывавшие за стеклом, сквер с уже пожелтевшими кленами, смешные фигурки голубей на остановках.
Прямо напротив, через проход, сидели двое молодых людей. Она не обратила на них особого внимания, пока один из них, тот, что побойчее, не бросил через все сиденье своему приятелю, громко, на весь салон:
— Слушай, Артем, глянь-ка на ту фрекен Бок напротив. Мордашка так себе, а возлежит, будто королева на троне. Наверное, принца вонючего ждет, который на золотом такси за ней примчится.
Мир рухнул. Тихо, бесшумно, но с сокрушительной силой. Словно кто-то выдернул вилку из розетки, и все яркие краски моментально потухли, сменившись оттенками серой боли. Софию ошпарило волной стыда и унижения. Эти слова, произнесенные с таким ядовитым презрением, вонзились в самое сердце, в самое больное место. Она подняла глаза на обидчика. Ничем не примечательный тип в спортивном костюме, с мелкими, бегающими глазками-буравчиками и вечной усмешкой на тонких, недобрых губах. Он позволил себе вот так, публично, вынести ей приговор. С горьким пренебрежением она отвела взгляд к окну, чувствуя, как предательская теплота подступает к глазам.
И тут раздался другой голос. Спокойный, бархатный, полный неподдельного возмущения. Это говорил его спутник.
— Заткнись, Сергей. Мне за тебя постоянно стыдно, честное слово. У тебя в голове вообще есть фильтр? С каких это пор можно вот так, с порога, оскорблять незнакомых людей? Девушка, прошу вас, не слушайте этого болвана. У него просто с мозгами не в порядке, простите.
Но даже эти слова защиты не могли исцелить рану. Ей казалось, что теперь на нее смотрят все пассажиры — теми же оценивающими, насмешливыми взглядами. Она вжалась в сиденье, стараясь стать меньше, незаметнее, сжимая в руках рейлинги так, что костяшки пальцев побелели. Глотала слезы, которые предательски подступали к горлу. Обидные слова, к сожалению, обладали большей силой, чем любая защита.
На следующей остановке ее обидчик, весело насвистывая, выскочил из автобуса. Его защитник остался. София ехала, уставившись в одну точку за окном, стараясь ни о чем не думать. На своей остановке она, собрав волю в кулак, поднялась и пошла к выходу. Краем глаза заметила, что тот парень тоже вышел и направился в ту же сторону. «Просто совпадение», — мгновенно отрезала она сама себя и, не оборачиваясь, почти побежала к своему офисному зданию, желая поскорее сбросить с себя этот липкий, мерзкий ком унижения.
Но едва она переступила порог отдела, как все плохое мгновенно испарилось. Воздушные шары, гирлянды, радостные крики коллег: «С днем рождения, София!!!» — все это обрушилось на нее лавиной тепла и искренней радости. Она растерялась, засмущалась, но счастье уже снова расправляло крылья у нее в груди.
Рабочий день пролетел в привычном ритме, но с каким-то особым, праздничным акцентом. Коллеги то и дело подходили с поздравлениями, а на планерке начальник отдела, обычно сдержанный и строгий, лично вручил ей огромный букет ирисов и конверт.
— София, от всего коллектива и от себя лично. Поздравляю. Вы — наш самый ценный и скрупулезный специалист. Ваше умение видеть детали и доводить каждую задачу до идеала не раз спасало нас всех. Надеюсь, это станет небольшим стимулом и дальше радовать нас своей работой. Мы вас очень ценим.
Она не ожидала такого. Да, она старалась, вкладывалась в работу душой, но считала это абсолютной нормой. От таких слов лицо ее залилось румянцем, а на глаза навернулись предательские слезы. Она лишь смущенно пробормотала: «Спасибо. Я очень стараюсь».
После работы праздник продолжился. Чай, торт, шампанское, смех, душевные разговоры. Про автобус и обидные слова она уже почти забыла. А дома ее ждали родители. Отец, суровый и молчаливый инженер, вручил ей роскошный букет алых роз, а мама со слезами на глазах — маленькую бархатную коробочку. В ней лежали изящные серьги с фианитами — именно те, о которых София как-то обмолвилась полгода назад, увидев в журнале. И еще — шелковый платок пастельно-сиреневого оттенка, идеально подходящий к ее осеннему пальто.
Проводив родителей, она еще немного посидела в тишине, переваривая этот длинный, эмоциональный день. Он закончился хорошо. Слишком хорошо. Засыпала она с чувством легкой, приятной усталости и смутной надежды.
А утром ее разбудил собственный смех. Она открыла глаза, еще находясь во власти сна. Ей снилось, что она бежит по бескрайнему полю, усыпанному ромашками. И крепко держит за руку кого-то. Они оба смеются, заливаются счастливым, беззаботным смехом, и от этого смеха у нее на душе так светло и спокойно. Лица мужчины она не разглядела, запомнила лишь глубокий, теплый, карий взгляд, полный нежности.
«Ну и сновидение… — потянулась она в кровати. — И ромашек было видимо-невидимо… И эти глаза… Ладно, хватит грезить. Пора на работу. Кофе, бутерброд и бегом на автобус».
Войдя в салон, она обнаружила свободное место только в начале салона, у прохода. У окна уже сидел мужчина, погруженный в созерцание утреннего города. Он даже не шевельнулся, когда она присела рядом. Автобус дернулся с места, и она невольно толкнула соседа локтем.
— Простите, — автоматически вырвалось у нее.
Мужчина обернулся. И она утонула в его взгляде. В карих, до боли знакомых глазах.
— Доброе утро, — сказал он, и в уголках его глаз собрались лучики смешинок. — Ничего страшного. Как настроение?
Она замерла, узнавая его. Это был тот самый защитник. Вчерашний спаситель. Смущение сковало ее, заставило опустить глаза.
— Здравствуйте… — тихо пролепетала она, чувствуя, как по щекам разливается густой румянец.
— Вы, как я вчера заметил, на работу? Мы вышли на одной остановке. Вы еще с тортом были, — произнес он, и в его голосе не было ни капли навязчивости, лишь легкое, дружелюбное любопытство.
— Да… — она кивнула. — Вчера у меня был день рождения.
— Поздравляю! — он искренне улыбнулся. — Правда, с опозданием на сутки.
— Спасибо.
— Меня, кстати, Марк зовут. А вас, если, конечно, не секрет?
— София, — выдохнула она. — Самое обычное имя.
— София… — он задумчиво повторил, будто пробуя на вкус. — София. Это необыкновенное имя. Оно означает «мудрость». И оно вам очень идет. А я все думал, кого вы мне напоминаете. Очень уж вы похожи на добрую и скромную героиню из сказки.
Она невольно улыбнулась в ответ. И заметила, как его взгляд на мгновение задержался на ее губах. Эта ее улыбка, широкая, открытая, с ямочками на щеках и белоснежными зубами, всегда была ее лучшим, хотя и тщательно скрываемым, оружием. Марк, как она позже узнает, отметил это про себя сразу.
Разговор завязался сам собой. Легкий, ненавязчивый. Они не заметили, как подъехали к их остановке. Марк встал первым и, как настоящий джентльмен, подал ей руку, чтобы помочь подняться. «Неужели такие еще существуют?» — промелькнуло у нее в голове.
— Ну, все, София, мне вот в ту сторону, — он махнул рукой направо. — А ваш офис, если не ошибаюсь, вон в том стеклянном небоскребе? Я вчера видел.
— Да, все верно. До свидания, Марк.
— До встречи! — крикнул он ей уже в спину.
С того самого вчерашнего утра Марк не мог выбросить из головы ее образ. Ему было до жути неловко за выходку своего приятеля Сергея. Он мысленно костерил его на чем свет стоит. «Кикимора? Да он слепой, что ли? — думал Марк, направляясь в автосервис за своей машиной. — Обычная, милая, очень скромная девушка. И какое же у нее было достоинство в тот момент! Не расплакалась, не нагрубила в ответ, просто отвернулась. Другая бы на весь автобус устроила истерику. Респект ей».
Он видел, как она, выйдя из автобуса, поспешила прочь, будто стараясь убежать от случившегося позора. И в его душе что-то екнуло.
Вечером, закончив дела в своем небольшом логистическом агентстве, он специально задержался у того самого стеклянного здания. И когда она вышла, растерянная и уставшая, он шагнул ей навстречу. В его руках был небольшой, но очень элегантный букет из оранжевых, почти абрикосовых роз.
— София! — окликнул он.
Она вздрогнула и обернулась. Увидев его, глаза ее расширились от удивления.
— Марк? Вы?..
— Он самый. С прошедшим днем рождения! Желаю вам… тебе… самого настоящего, большого счастья. И любви. Пусть и с опозданием, но зато от всего сердца. Ты очень спешишь? — он протянул ей цветы.
Она машинально взяла букет, прижала его к себе, ощущая тонкий, нежный аромат.
— Нет… Никуда не спешу. Дома меня никто не ждет. Даже кошки нет, — почему-то легко и честно выпалила она и сама удивилась своей откровенности.
— Тогда, может, отметим? — он улыбнулся. — Приглашаю в одно место неподалеку. Очень уютное.
— Но день рождения же вчера был…
— А мы его продлим. Сегодня — второй день празднования, — он уверенно взял ее за локоть и повел через улицу.
Они просидели в маленьком итальянском кафе почти три часа. Говорили обо всем на свете: о книгах, о путешествиях, о музыке, о смешных случаях из жизни. И вдруг ее осенило. Этот взгляд. Эти карие глаза. Она видела их во сне. Тот самый сон с полем и ромашками. Но она промолчала, боясь спугнуть этот хрупкий, зарождающийся между ними момент. Боясь, что он неправильно поймет ее порыв.
На улице уже давно стемнело, когда они вышли. Его машина была еще в сервисе, поэтому он поймал такси.
— До завтра, София, — сказал он у ее подъезда, даже не пытаясь навязчиво проситься на чай. — Позвоню. Договорились?
— Договорились, — кивнула она.
Он прыгнул в такси и уехал. А она еще долго стояла на холодном ночном ветру, прижимая к лицу уже слегка подвявшие розы и не в силах заставить себя войти в подъезд. Все внутри пело и трепетало.
Она не могла уснуть. Перед глазами стоял он. Красивый, взрослый, с умным и немного уставшим взглядом. Ему, как он сказал, было тридцать два. На следующее утро он уже ждал ее на остановке. Увидев ее, он встал и уступил ей свое место, вызвав завистливые взгляды окружающих женщин. Вечером он снова встретил ее у офиса. Уже без цветов, но с той же теплой, обволакивающей улыбкой.
Их странная, стремительная дружба переросла во что-то большее с невероятной скоростью. Они ходили в кино на старые французские комедии, гуляли по ночному парку, смеясь как дети, и однажды он приехал за ней на своей, наконец-то починенной, темно-синей «Тойоте». Он возил ее на окраину города, чтобы показать самое красивое место для наблюдения за закатом.
Она сама пригласила его к себе домой на чай с оставшимся с праздника тортом. А потом… потом все произошло как-то само собой, естественно и нежно. И он был потрясен, поняв, что стал для нее первым. А она плакала от счатия, чувствуя его бережные прикосновения и понимая, что встретила того самого, необыкновенного человека — сильного, надежного и бесконечно заботливого.
Однажды за завтраком он серьезно посмотрел на нее и сказал:
— София, сегодня вечером поедем знакомиться с моей бабушкой. Ты же знаешь, она у меня одна-единственная. Родителей я почти не помню, они погибли, а она меня подняла на ноги. Для меня ее мнение важно. А когда ты познакомишь меня со своими?
— Да когда угодно, Марк. Хоть завтра, — улыбнулась она в ответ.
Анна Семеновна, несмотря на свои семьдесят лет, была женщиной строгой и проницательной. Она встретила Софию настороженно, долго и пристально разглядывала, прежде чем пригласить в гостиную с старинным сервантом и фарфоровыми статуэтками. Они сели пить чай из изысканного винтажного сервиза с незабудками.
Марк, видя напряжение, мягко улыбнулся:
— Бабуль, расслабься. София — она совсем другая. Она из той, настоящей, породы. Добрая, умная. Ты сама все увидишь.
— Ну что ж, Маркуша, — вздохнула старушка, — вижу, на сей раз у тебя все всерьез. — Она повернулась к Софии: — Детка, ты уж прости меня, старуху, за такой прием. Год назад этот мой внук привел одну… особу. Я взглянула на нее — чуть кондрашка не хватил. Вся в кожаном трико, глаза обведены, как у пандеры, волосы синие. И сразу с порога: «Привет, бабка! Чо уставилась? Крутых чикса не видела?» Я так обалдела, что ретировалась в свою комнату. Хорошо, Марк быстро с ней разобрался. Знакомы-то они были две недели, а он уже вел ее знакомиться. Не разобрался, короче.
Марк смущенно засмеялся, а София улыбнулась.
— Бабуля, да забудь ты это как страшный сон. Такое больше не повторится, обещаю.
Но Анна Семеновна уже разглядела Софию по-настоящему. И ей понравилось то, что она увидела: чистота в глазах, уважение в голосе, скромность в манерах. Провожая их, она на прощание тихо шепнула Софии на ухо, пока Марк надевал куртку в прихожей:
— Вот такую жену я хочу своему внуку. Ты ему пара, я вижу. Вы друг друга стоит. Берегите это.
Родителям Софии Марк тоже пришелся по душе. Ее отец, автомеханик с золотыми руками, нашел в нем благодарного слушателя для своих рассказов о двигателях, а мать была покорена его старомодной галантностью.
А потом была свадьба. Не пышная, но невероятно душевная и теплая. Марк, не отпускавший руку своей жены ни на секунду, все время шептал ей на ухо:
— У меня самая красивая невеста на свете. Самая добрая и самая лучшая. Как же хорошо, что я тебя нашел.
София смеялась, сияла и верила каждому его слову. И еще она смеялась от счастья, потому что знала один маленький, еще никому не известный секрет. Секрет, который они пока хранили вдвоем. В ней уже билось их общее будущее, их новая, только начавшаяся жизнь. И это знание делало ее сияние абсолютным, завершенным, настоящим. Скоро они преподнесут этот сюрприз родным. Вот где будет настоящая, всеобъемлющая радость!